* * *
Король Филипп сидел, как в детстве, положив голову на колени матери, королеве Гортензии. Она гладила его волосы и вполголоса говорила:
– Твоему одинокому сердцу нужна женщина. Ты столько лет один. Я вижу, как тебе тяжело. Ты исстрадался за эти годы, но что тут можно поделать. Прошлого не вернуть, Алису не воскресить. Надо жить сегодняшним днём. Луиза выйдет замуж, я умру – мы обе покинем тебя, ты останешься совсем один. Найди себе подругу, пусть она будет не королевской крови – тебе нужен близкий человек.
Они находились в покоях королевы, куда никто не имел права войти. Она сидела на своей большой кровати под балдахином, а сын – на пуфике у её ног. Всё было обшито парчой, атласом, бархатом и шёлком.
Они любили быть наедине – мать и сын. В эти минуты король Франции чувствовал себя маленьким мальчиком, припавшим к материнской груди. Она, мать, излечит все раны, исцелит душу, защитит и прикроет собой. И всегда поймёт.
Постаревшая Гортензия старалась ещё молодиться, и это с успехом у неё получалось. Она сохранила фигуру и голос, только на лице появились предательские морщинки. Гортензия всегда умело следила за своим лицом, но годы брали своё.
Её сын Филипп тоже изменился за эти годы. Он повзрослел, возмужал, у него появились усы, как когда-то у его отца. Кроме того, в последнее время у него появилось брюшко, он стал тучным. Впрочем, это его не портило, а даже придавало некоторый шарм.
Много лет назад он потерял любимую жену. Королева Алиса умерла, не успев подарить Франции сына – наследника престола. Поэтому с малых лет принцесса Луиза, будучи единственной дочерью короля, носила официальный титул наследницы французского престола. Она должна стать королевой Франции. Проблема была лишь в том, чтобы найти подходящую партию для будущей королевы. Это была трудная задача. О своих женихах и речи не было, ждали какого-нибудь принца из заморских стран, но те, что сватались, были из малозначительных стран, никакой роли в мировой политике не играющих. А из более крупных держав предложений не поступало: их наследники не собирались выезжать из своих стран, они готовились править у себя, так что пока никого на примете не было.
Но Гортензия считала, что об этом думать пока рановато, главная её забота была о сыне. Она была сурова с внучкой и бесконечно добра и нежна с сыном. Особенно сейчас, когда видела, что он, одинокий и беспомощный, всё более отдаляется от нормальной жизни. За годы вдовства он не имел фавориток, хотя от желающих не было отбоя. Он всё больше замыкался в себе, отошёл от дел, перестал ездить на охоту. Всё взяла в свои руки Гортензия, она писала указы, вела переписку, читала прошения, принимала министров. Она только давала бумаги Филиппу на подпись, он всё подписывал, не глядя.