Теперь он и адрес мой знает, и имя, и о сыне, и дату моего
рождения...
“О чем ты беспокоишься, болезная?” — хамоватая Ирэн оборвала
поток мыслей.
— Слушайте, Кьёрн, давайте мы забудем о нашей встрече. Как вам
такое предложение? — я тверже перехватила в руке вилку, выставила
ее на манер оружия. — Ну зачем я вам, а? Про потомство я слышала, —
опередила возмущения. Хотя какие там возмущения, ни одна мышца не
дернулась на лице громилы, он продолжал жарить оладья и смазывать
их маслом, снимая со сковороды. — Вы найдете другую, ту, которая по
доброй воле родит вам ребеночка. Да и вы же паспорт мой видели? —
повар-переросток кивнул. — Я уже могу и не выносить.
— Выносишь, — произнес он с полной уверенностью.
Вот же упертый какой!
— Я вам собственной жизнью клянусь, что не стану на вас
заявлять. Вот прямо клянусь.
— О чем заявлять? — маньяк посмотрел на меня, как на неразумного
ребенка. Именно так я смотрю на Васю, когда он очередную глупость
учудит.
— Ну, вы?.. — я часто заморгала, силясь обвинить, но ничего
изобличающего на ум не приходило. Ну домой меня принес, ну раздел,
спать уложил, сейчас вот накормить пытается. — Вы зверушку убили, —
ткнула вилкой в воздух, — жестокое обращение с животными. Сейчас за
это наказывают, — я нравоучительно качала головой.
— Это была охота, Ирина, — да простит меня совесть и разум, но
как он сказал: “Ир-р-рина”, с таким вибрирующим придыханием, что
сразу в жар бросило. — Охота на собственной земле.
— Ах, да. Частная территория, — я притихла, принюхиваясь к
аромату тушеного мяса.
Есть очень хотелось, но я себе не разрешала, мало ли, что там в
соусе спрятано, яд какой или афродизиак! И я сама захочу того
крепкого потомства, о котором рассказывал громила, а у меня… в
общем, зря я ноги вчера не побрила.
— А меня будут искать, — я донесла с явной угрозой. — Знаете, у
меня подруга какая?!
— Какая?
— Да никакая, — я отмахнулась и всхлипнула, — косметолог она.
Может вам маски по скидке делать, хотите? — Кьёрн молчал. Что за
имя-то такое странное?! У меня бабуля так чихает, когда челюсть
придерживает, чтоб не выскочила. — Я домой хочу, меня там ждут, —
принялась давить на жалость, но тут в очередной раз я вспомнила о
своем маленьком гномике Васе и заплакала по-настоящему. — Вася —
сын мой, он же сиротой останется, — мужчина убрал сковородку с
огня, отложил лопатку, которой переворачивал оладья, и приблизился.
— А муж… — вспоминала о Михалевском, который вряд ли примет участие
в воспитании собственного ребенка, если я не вернусь.