— Мне нельзя умирать! — я выкрикнула на секунду обернувшись. — У
меня... — закончить мысль не дала толстая ветвь, коварно
преградившая дорогу, — … ребенок сиротой останется, — шевелила
непослушными губами, раскинувшись звездой на мокрых листьях,
проваливаясь в темноту.
— М-м-м, — густой мужской голос вибрировал над ухом. — М-м-м, —
маньяк стонал у моего лица с таким удовольствием, что я вновь
захотела потерять сознание.
“Господи, да он же меня обнюхивает, — старалась не выдать себя и
не завизжать, когда мужские губы провели по скуле, пробуя мое лицо
на вкус. — Надеюсь, ты мной подавишься! — воинственно пожелала
маньяку несварения и сразу же скисла: — Зачем я вернулась в
реальность? Почему бы не побыть в беспамятстве еще некоторое время,
пока он не разделал меня и не разложил по холодильникам?”
Широкая ладонь легла мне на лицо и прижала к горячей груди.
Довольно бережно — беспокоится о сохранности моей тушки, гад!
Несет куда-то — я приоткрыла один глаз. Не видно ни зги. Мелкий
дождь превратился в настоящий ливень. Все, что я смогла
рассмотреть, — это мощный бородатый подбородок и плотное сплетение
голых ветвей деревьев на фоне темного-темного неба.
По мужскому лицу стекали крупные капли, теряясь где-то в густой
бороде. Дождь усилился так, что мне пришлось закрыть глаза, а
громила с шага перешел на бег. Господи, сколько же в нем силищи-то,
если бежит с семьюдесятью килограммами в руках, и даже одышка не
появилась?
Маньяк сбросил скорость, обхватил меня одной рукой, второй
проводя какие-то манипуляции.
Я вся превратилась в слух. Лай, скрип, короткий приказ.
— Фу, — пробасил мой похититель. — Место.
Отлично, громила умеет не только мычать, но и способен говорить,
и у него есть еще и собака, и, судя по сопению и кряхтению, та
ничем не уступает размерами своему хозяину.
Вот она-то и сгрызет мои кости, подчистит следы преступления за
своим хозяином — от удара лбом или от панических мыслей я ощутила
подкатывающую к горлу тошноту.
Громила тяжело вздохнул, цыкнул так выразительно, словно осуждая
меня за мысли.
Стало светло и тепло. Пахло в помещении приятно: яблоками, мятой
и выпечкой, даже желудок жалобно заурчал, сдавленный проклятым
корсетом.
Я продолжала находиться в крепких объятиях-тисках. Мой
похититель топтался на месте, пританцовывал — подергивал то одной
ногой, то другой, переваливался, пыхтя и отфыркиваясь, и я то
свисала вниз головой, то возвращалась в нормальное положение. Что
он там делает? Разувается, что ли? И точно, глухие звуки подошвы
сменились звукамии мягкой поступи.