Басмачи спешились за нижним поворотом и начали наступать справа и слева от дороги, укрываясь за камнями. Стреляли редко, но все пули впивались в валун, разбрызгивая гранитные осколки.
– Не высовывайся, Мария! Убьют сразу.
Сам Андрей стрелял тоже редко. Бил только наверняка. Басмачи приближались…
– Долго что-то нет дорожников, – спокойно, чуть-чуть удивленно проговорил Андрей, достал наган и, положив его у камня, сказал: – Если ранен буду, застрели. Потом себя. Живой не сдавайся. Замордуют.
– Вити у нас нет! Его застрелили!..
– Молчи… Поближе подползут, стреляй в них. И – гранатами.
Больше они не разговаривали. Андрей стрелял все так же расчетливо, все так же клацали вражеские пули вокруг них, обсыпая колючей каменной крошкой, и пронзительно уносились в призрачную бесконечность. Мария лежала за валуном, ждала, когда Андрей разрешит ей стрелять.
– Гранату давай. Повыше дороги, – скомандовал Андрей, и Мария, чуть-чуть привстав, бросила гранату. Андрей швырнул вторую.
– Огонь!
Осталось только три гранаты, и они берегли их на самый критический момент боя, а по басмачам, перебегавшим от камня к камню, стреляли из карабинов.
То один, то другой басмач боднет головой камень и останется лежать, но их было слишком много, и они перебегали, переползали и стреляли, стреляли, стреляли… За этой стрельбой ни Мария, ни Андрей не услышали скачущих на помощь всадников, а когда увидели передовых, Мария ткнулась лицом в ладони, а Андрей бросил одну за другой две гранаты, чтобы басмачи не встретили дорожников губительным огнем.
Басмачи еще отстреливались, отступая, а Мария, обдирая до крови ладони об острые камни, торопилась вниз. Подбежала к коням, взяла сына и засмеялась, и зарыдала от радости: Витя застонал.
Кто-то из дорожных рабочих расстелил на камнях халат, Мария положила на него Витю, быстро достала бинты из переметной сумки, встала возле сына на колени, разорвала обертку бинта и только было собиралась приложить бинт к ране, как ее отстранил пожилой мужчина в полосатом ватном халате и в тюбетейке, из-под которой выбивался льняной чуб.
– Я – врач. Позвольте.
Он приложил к ране смоченный йодом тампон и, ловко подхватив ребенка под спину, приподнял его и попросил Марию:
– Вот так подержите, пожалуйста.
Мария подставила обе руки, Витя застонал, а потом едва шевеля запекшимися губами, начал шептать: