«Пахмутова приходила к нам на тренировки, и мы считали ее членом нашей команды, – вспоминала выдающаяся гимнастка Людмила Турищева. – Гимнастки завершали Олимпиаду, и, естественно, вернувшись в Олимпийскую деревню, уснуть мы не могли. И вот около пяти утра к нам приходит Александра Николаевна, говорит: я знаю, вы все равно не спите, хочу вам сыграть. Так мы стали и первыми слушателями, и первыми исполнителями песни о мексиканской Олимпиаде».
В мужском корпусе Олимпийской деревни был клуб нашей делегации (по правилам МОК мужчинам вход в женскую деревню был категорически запрещен, а наоборот – можно), и девушки, которых тянуло к Пахмутовой – она обладала особым обаянием, – стали завсегдатаям музыкальных вечеров. Это как-то успокаивало, позволяло расслабиться, почувствовать чуточку родины, находившейся и за морями, и за горами.
Поэтам было дано задание: готовить к утренним чествованиям чемпионов – был введен такой ритуал, встреченный с энтузиазмом, – стихи. На этих чествованиях победителям, помимо значков «Заслуженный мастер спорта», вручали расшитые золотыми, серебряными и бронзовыми нитями черные сомбреро.
Потом о деталях одной из утренних церемоний мне рассказывал двукратный олимпийский чемпион в гребле на двойке парной, выдающийся спортсмен и тренер Александр Тимошинин.
«Приехали мы на Игры в Мехико за сорок пять дней до старта, считалось, что это позволит пройти полную акклиматизацию и на высоте (Мехико расположен на 2200 метров), и по времени – разница с Москвой была десять часов. Утром, как обычно, построение команды, потом – зарядка. А меня мой ведущий, Анатолий Сасс – он был на тринадцать лет старше, спрашивает: «Молодой, талоны на завтрак взял? Взял. Тогда пошли, на зарядку не остаемся». Рядом с нами стоял какой-то мужичок, увидел он, что все пошли бегать, а мы в столовую, и спрашивает нашего тренера, Евгения Борисовича Самсонова: «А почему они на зарядку не пошли?» Но тренер объяснил, что мы готовимся по индивидуальному плану. Прошло несколько дней. После утренней тренировки и обеда сидим мы с Сассом в комнате и играем в карты – в 66. Я с тех пор карты терпеть не могу, а особенно эти самые 66. Открывается дверь, и опять тот же мужичок, а с ним Самсонов. Не успел наш тренер рот открыть, а Фомич (Сасс. – В. К.