В результате он таки получил свои сорок восемь лет без права на
досрочное, и выйдет на свободу нескоро. Скорее даже, его на свободу
выкатят в кресле-каталке, потому что ему на момент окончания срока
будет где-то под сотню.
Это, конечно, если у него здоровье достаточно крепкое.
За то время, что Кларк свидетельствовал в суде, мне удалось
разобрать некоторое количество бумажек, но оптимизма я все равно не
испытывала. Это все равно, что бороться с последствиями сошедшей с
гор лавины, имея в своем распоряжении только детский пластмассовый
совочек. Ты вроде бы что-то сделал и даже изрядно устал, а снега
вокруг так и не убавилось, и конца-края всему этому не видно.
Поэтому, когда у меня зазвонил телефон, я посмотрела на него с
надеждой на передышку. Но это оказался не вызов на очередное место
преступления. Это была моя подруга Аманда.
Подруг у меня немного, и в последние годы мой образ жизни не
дает мне шансов расширить этот круг, но Аманда сохранилась еще с
университетских времен. Мы даже какое-то время снимали квартиру на
двоих, но потом она встретила свою первую настоящую любовь и
отправилась жить к нему. В промежутках между ее второй настоящей
любовью, ее третьей настоящей любовью и ее главной настоящей
любовью, которая еще только летит где-то на своих белых крыльях
(это цитата, в которую она искренне верит) мы периодически
перезваниваемся или встречаемся, чтобы выпить кофе вдвоем.
-Привет, Эми, - сказала я, снимая трубку.
-Привет, Боб. Слушай, только ты можешь мне помочь и ты должна
мне помочь. И учти, речь идет о жизни и смерти.
Кларк вопросительно задрал правую бровь. Я не включала громкую
связь, но моему напарнику этого и не требовалось. Он мог не только
услышать писк комара в соседней комнате, но и пристрелить его,
ориентируясь исключительно на слух.
Я покачала головой.
-Эми, ты помнишь, где я работаю? Когда ты говоришь о жизни и
смерти, то на самом деле речь идет о…
-О моей профессиональной жизни и моей профессиональной смерти,
Боб. Вопрос очень серьезный.
Что и требовалось доказать.
Полицейские оперируют фактами, а журналисты используют метафоры,
гиперболы и прочие красивости, стараясь вызвать на другой стороне
эмоциональный отклик. Я не думаю, что Эми сознательно пыталась мной
манипулировать, скорее, это уже профессиональная деформация.