Талия застонала и свернулась клубочком, точь-в-точь как Лилли в одну из своих плохих ночей. Кларк вспомнила, как тайком пробиралась в лабораторию, чтобы ее новая подруга не оставалась в одиночестве. Хотя никто не запрещал Кларк заботиться о Талии, она все равно чувствовала свою беспомощность и все безумие собственных попыток спасти подругу. Без медикаментов, которые пропали во время аварии, ничего нельзя было сделать. Облегчить страдания Талии могли только лекарства.
Кто-то откинул входной клапан палатки. В потоках света и прохладного, терпкого воздуха в лазарет протиснулся Беллами. Через плечо у него был перекинут лук, а глаза блестели.
– Добрый день, дамы, – сказал он с широкой улыбкой, подходя к кровати Октавии и наклонившись потрепать ее волосы, аккуратно стянутые красной лентой. Парень прошел так близко к Кларк, что она почувствовала легкий запах пота, исходящий от его кожи. И еще какой-то запах. Кларк не смогла бы его описать, но он напоминал ей о деревьях. – Как нога? – спросил он Октавию, театрально прищурившись и разглядывая лодыжку сестры.
Та боязливо пошевелила ступней:
– Гораздо лучше, – и повернулась к Кларк: – Мне уже можно выходить?
Кларк заколебалась. Лодыжка Октавии все еще оставалась очень уязвимой, а возможности грамотно наложить лангету у нее не было. Если нагружать больную ногу, связки могут снова растянуться. И это еще в лучшем случае.
Октавия вздохнула и, выпятив нижнюю губу, состроила умильную гримаску:
– Пожа-а-а-а-алуйста. Я проделала такой путь не для того, чтобы сидеть в палатке.
– У тебя не было выбора, – сказал Беллами. – А вот я рискнул собственной задницей не для того, чтоб любоваться, как ты загибаешься от гангрены.
– Откуда ты знаешь про гангрену? – удивленно спросила Кларк.
В Колонии эта болезнь не встречалась, а читать древние медицинские книги просто для удовольствия… девушка сомневалась, что найдется много любителей такого времяпровождения.
– Доктор, вы меня разочаровываете. – Он поднял бровь. – Я не считал тебя одной их этих.
– Одной из каких?
– Из тех снобов с Феникса, которые считают всех родившихся на Уолдене неграмотными.
Октавия повернулась к Беллами и закатила глаза:
– Не все, что ты слышишь, является оскорблением, знаешь ли.
Беллами уже открыл рот для ответа, но немного подумал и скривил губы в усмешке: