– А ты кто такая? Что ты должна делать? Следить за мной?..
– Ещё не хватает! Ни за кем я не слежу!
– Ты была здесь, когда убили женщину?
– Ну, была, и что?!
– Ты разговаривала с ней?
– Нет! Я её увидела, только когда Зоя Семёновна завопила, что человека убили, и все побежали, и я побежала тоже!..
– Где ты была, когда завопила Зоя Семёновна?
– Я… просто гуляла. Вон там.
Илья полюбовался на свои необыкновенные сапоги. В разные стороны покрутил подошвами.
– Ну, как хочешь.
Она смотрела на него.
…Нужно время. Время пройдёт, она всё обдумает, изобретёт какую-нибудь более или менее безопасную для себя версию и выдаст её за правду. Подождём, послушаем. А можно попытаться ускорить события. Почему нет?..
Илья вытер влажные от рассола пальцы о джинсы, откинувшись назад, достал из кармана куртки записную книжку и карандаш – поэтесса следила за ним насторожёнными белыми глазами. Он перелистнул жёлтую упругую страницу, подумал и записал: «Зоя Семёновна и Витька. Дочь убитой и её кавалер. Свет из мастерской. Человек в парке. Клавдия и грибы».
– Какой человек в парке? – живо спросила поэтесса. Она читала за его рукой. – И что за дочь убитой?
– Лилечка, которая живёт с нами в гостинице, дочь убитой Лилии Петровны. Она подходит по возрасту. И ещё ты.
– Да ну-у-у!.. Говорю же, ты ничего не знаешь о людях! Лилечка! Быть не может, что у неё маму… мама умерла! Да ещё совсем недавно! Она селфи делает и хохочет.
– Вот именно.
– Что – именно?! Что ты можешь вообще знать?! С чего ты взял, что она её дочь?
– Я знаю, что должна быть дочь, значит, это кто-то из вас двоих. Ты не дочь покойной?
– Пошёл к чёрту.
– Тогда остаётся только Лилечка.
Он поднялся и забрал с лавочки свёрток с кедами и пакет с огурцами и капустой.
– Прошу прощения, но мне нужно идти. Ты со мной?
Она помедлила немного – он успел сделать несколько шагов вдоль бурой осенней речки – и нагнала его.
Он был рад, что она не осталась на лавочке. Просто рад, и всё.
– Почему ты всё записываешь?
– У меня такая привычка.
– Зачем тебе это?
Илья сбоку посмотрел на её войлочную голову. Деваха была высокой, почти вровень с ним. Высокой и довольно крепкой, никакого «лёгкого дыхания», сплошной монументализм, подкреплённый курткой-стогом, широченными штанами и тяжёлыми ботинками.
– Как ты это терпишь?
– Что?
– Да вот эти… экзерсисы на голове?