— Лучше подумай ещё раз. С удовольствием отшлифую камень на тропинке твоей рожей, — посоветовал я.
— Думаешь, что если ты мелкий богатенький гадёныш, то ты вправе вмешиваться во всё? Решать, кто и с кем проводит время? Вы просто тупые, эгоистичные повесы, которые ничего собой не представляют. Без денег своих родителей ты никто! Никчемный музыкантишка, юзающий винил с чужими хитами! — взбесился Годзилла, аж покраснел от злости, но поражение принял, гордо развернувшись и словно вымуштрованный солдат, зашагал в сторону элинга.
— Quel salaud
*
, — вздохнул я, хмуро провожая его бритый затылок взглядом. — Где ты нашла этого мерзкого типа, Саня?
— Что? Вообще-то он не был мерзким, пока ты не заявился! — возмутилась мелкая нарушительница моего спокойствия, легонько тюкнув меня кулачком по моему торсу.
Развернувшись, я хотел смотреть собеседнице в глаза. Но не вышло. Её чертова грудь сейчас привлекла бы внимание даже самых асексуальных людей в мире. Тугие вершинки груди заострились и затвердели на холоде вечернего влажного воздуха и так призывно торчали, нескрываемые абсолютно тонкой тканью платья. О, дьявол! Дай мне сил! Потому что все остальные, похоже, на меня уже забили!
— Замёрзла? — пытался я всё же поднять глаза выше, но выходило из рук вон плохо.
Словно крупицы разума в моем мозге, как бурлаки, тянули глазные яблоки вверх, но груз оказался им не по плечу. Похоже потому, что каменеющий член в штанах, тянул их обратно.
***
*Quel salaud* — Вот придурок! (французкий сленг)
Глава 5. А поутру она проснулась
— Замёрзла? — окутывает меня глубокий голос Тохи, щедро украшенный хрипловатыми нотками.
— Не-а, — отрицательно качнула я головой, и звезды на небе начали сливаться в карусели. Кажется, с храбростью я перебрала.
Тоха всё ещё стоял слишком близко, что моему отрезвлению не способствовало. Он такой порочно красивый в этом свете луны. Его аристократические скулы в этом зловещем полумраке выглядели ещё острее. А в глазах можно было погибнуть, как в чёртовых темных омутах. Инкуб. Соблазнитель высшей пробы. Один мазнувший по тебе взгляд, и в груди нарастает приятная взволнованность.
Вот только для Антуана я просто лучший друг…
— Пойдем, я провожу тебя в твою комнату, а по дороге ты расскажешь мне, почему ты так напилась, — приобняв меня за талию, как всегда мой доблестный друг спешил спрятать меня от тех глупостей, что я могу натворить в таком состоянии.