Может быть, так оно и есть. Гегель утверждал, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса.
Вот и у Алеши было такое ощущение, что с ним так уже было. Или с кем-то из его предков, но память сохранила. Только на фарс это было абсолютно не похоже.
Теперь это ее комната. Окна открыты настежь, на полу телефон. Слышно, как теплый ветер перебирает листву. Свет уличного фонаря отражается в стекле книжных полок.
– Прости меня.
– Что ты, – смущенно бормочет она, – просто ты сейчас не здесь, не со мной. Поэтому так и получилось. Ты, вообще, иногда похож на очень хорошую, но прочитанную только до середины книгу. Ее забыли в купе, а поезд уже ушел. И я теперь так и не узнаю, чем закончилась вся эта история со жрецом. Кто на него напал, и кому досталась победа?
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Да.
– А может…
– Нет, будет ложь. Уходи.
Она думала не о себе. Он это понимал. Она не хотела делать ему больно, но то странное, что было между ними, не держало его, как прежде, а, наоборот, только отталкивало. И чем дольше, тем с большей силой. Теперь и она это поняла.
Ему казалось, что все было именно так. Но не всегда. Все чаще и чаще он вспоминал какую-то смутную картину и уже не был уверен, было ли это, была ли она действительно в его жизни, или он все это выдумал.
Он знал, что было что-то, после чего все изменилось, и он стал таким, каким все его видели и понимали. Он задавал себе этот вопрос и чувствовал, что от ответа зависит нечто существенное. Алексей догадывался, что он чем-то незаметно отличается от всех людей – какой-то отвратительной особенностью. Но до сих пор это не мешало жить так, как живут все люди.
Хотя и было нечто, что отталкивало от него именно в тот момент, когда он хотел подойти ближе, положить руку на плечо или поправить у нее локон.
Поздним утром он пил кофе. Потом вышел из дому. Пахло нагретой листвой и пылью.
– Ну что же, давай разберемся, – так он говорил сам с собой. – Главное, давно ли ты его видел – этого жреца?
– И что?
– Он просто посмотрел издали и ушел. Я его сразу и не заметил.
– А разве он ничего не сказал?
– Может быть, и сказал. Если я правильно прочел по губам: «Смотри, не додумайся».
– Но почему бы не сказать прямо? Вечно у него какие-то загадки!
– Куда, твою…, смотреть же надо!