Сам он отрабатывал ежедневный паек на Тулату – планете -заводе. Здесь выплавляли детали для двигателей космических ракет. Также здесь находились несколько тысяч бараков для рабочих, рынок, где можно было выменять нужные вещи на пайки. Всю остальную часть планеты занимала необитаемая пустыня, и что творилось в этой пустыне не было известно никому. Говорили что там скрываются от розыска самые отпетые преступники из Солнечной системы и системы Альдебаран, что по этой пустыне передвигаются гигантские чудовища Рага-Нагум, способные целиком проглотить ребенка. Но проверить эти слухи никто не решался – боялись.
Звонок. Долгий. Мерзкий. И обозначал он либо перерыв, во время которого артель всегда дралась – непонятно почему, либо какую-то беду. А значит отсутствие пайков.
Магарат взглянул на часы. До перерыва оставалась один Радимский час, то есть полтора Тулатунских. Значит беда. Магарат вздохнул и вырубил станок. Незаконченную деталь швырнул в бак для «брака».
Всем рабочим собраться для прослушивания приказа.
Ну ладно.
Магарат уже ничему не удивлялся – работа за станком очень сильно успокаивает. Очень сильно. Вообще до потери всяких эмоций.
Жирный директор завода. Красный и ускоглазый. Поэтому ещё более уродливый.
Земная заводская компания по производству тех же самых деталей победила в соперничестве двух конкурентов. Все покупают земные запчасти так как их делают из обычной руды, поэтому они в три раза дешевле. Все это привело к очевидному исходу.
Рабочие сокращены.
Фирма закрывается.
Пайков и денег не будет – так как их и нет.
Ну а дальше – то что и ожидается. Вопли, сыплющие со всех сторон ругательства, больше похожие на засохший горох. Тот с таким же треском стучит о дно деревянного ящика. Ящики потом отправят на Землю, все отправят и так сытым Землянам, сытым, гадким Землянам, у которых есть все. Или к их дружкам из системы Альдебаран, которые только и делают, что лижут подошвы их ботинок. Ботинок, сделанных из кожи Тугаймаков с планеты-фермы Макету. В системе Канукон.
Эти мысли Магарата как будто перетекли багровыми, яростными нитями в до этого расслабленно висящую вдоль сильного тела жилистую руку и сжали её в кулак. Затем Магарат воздел руку к бетонному потолку и закричал – а может и не он закричал, а закричало то, анархичное, в его забитой в самую глубь душе: