…Артём вошёл в помещение лёгкой пружинистой походкой, чуть кивнул, улыбнулся присутствующим и сразу начал говорить: размеренно и тихо, заставляя прислушиваться к себе, и быть внимательным к сказанным словам. Безусловно, он заметил меня, но не подал вида. Тема беседы вращалась вокруг традиционной классики. Некоторые слушатели иногда прерывали Любавина и вступали с ним в дискуссию. В классе все обращались друг к другу по имени, безо всяких отчеств. Поэтому здесь царила дружелюбная, открытая атмосфера. Любавин с охотой отвечал на задаваемые вопросы, был предельно внимателен к каждому собеседнику, изредка иронизируя по поводу сказанного им же самим, дескать, – я не гуру, такой же, как и вы, дорогие мои!
Сидя за своим столом, я любовалась его мимикой, жестами и прислушивалась к тихому голосу. Мне нравилось абсолютно всё, что он говорил. Его высказывания и взгляды на те, или иные вопросы поэзии были достаточно интересны.
– Любое творчество – лишь существование в параллельном мире. Оно во многом отлично от мира реального, но имеет такое неоспоримое и ценное качество – желание общения на духовном уровне, то есть, желание стать душевно чище. При этом, согласитесь, что поэзия сама по себе балаган? Однако искренние чувства и искренние слёзы и на ярмарке уместны. – Любавин на мгновение замолчал и добавил. – Каждый автор сам для себя определяет, что для него важнее. Нередко стих переполнен эмоциями в ущерб именно поэтической составляющей.
– «Присылай мне туманные письма из своих золотых городов и открытки, тобой не подписанные. Можно без адреса. Можно без слов» – процитировал Петя.
– Да, что-то типа этого… – улыбнулся Артём и продолжил. – Как говаривал Говард Лавкрафт, – весь мир является всего лишь порождением нашего воображения. Мир – дым человеческого интеллекта. Только мудрецы способны затянуться и выпустить клубы этого самого дыма. Простым смертным это не дано. Поэт способен создать всё, что пожелает, и уничтожить всё, что, на его взгляд, ненужно. По словам того же Лавкрафта, это достаточно верно для разыгрываемого представления. И я, пожалуй, соглашусь с ним – воображение способно возродить именно те картины прошлого, которые особенно дороги сердцу.
– Или будущего, – откликнулась я, и сама удивилась собственной смелости. До этого момента я помалкивала.