Закончив полив последней грядки, дядя Паша разогнулся и только хотел устало и шумно выдохнуть, как некое зрелище за воротами заставило этот самый выдох сдержать. Затем Бабенко закрутил кран, подхватил валявшуюся на земле тяпку и двинулся за ворота. Выйдя на улицу, он проследовал до самого окончания своих владений и уставился на то, что было перед его взором.
Прямо от дороги, которая делала возле дома Бабенко крутой разворот и уходила обратно в поселок, а затем дальше, в город, в лес уходила еле заметная, но все-таки выделяющаяся примятой травой тропка. Она затейливо вилась между кустами, которыми начинался лес, и уходила в самую его чащу. Ее-то и углядел со двора зоркий Бабенко.
– Эй! – позвал дядя Паша. – Кто там? Грибов еще нет!
Тина ответила ему заливистым лаем, но из леса не донеслось ни звука.
– Эй! – опять позвал дядя Паша. – Слышь! Заблудишься – я не виноват!
Хотя, по правде сказать, дядя Паша был бы виноват, если бы искомый путник потерялся. Бабенко работал местным лесником. Точнее, он значился лесником, так как, собственно, браконьеров у них в поселке отродясь не было, а лесные пожары или прочая неприятность происходили крайне редко. Поэтому лес и дядя Паша демонстративно друг друга не замечали. Где-то раз в месяц Бабенко все же выбирался побродить по зеленым угодьям да потешить душеньку, подстрелив зайца или куропатку. В последний раз, насколько он помнил, ему удалось завалить матерого косого величиной с добрую собаку. Тина еле доволокла трусика до хозяина, за что ей был тут же пожалован заячий окорок. Но с того времени прошло, пожалуй, недели три. Так что, как ни крути, а отвечать за заблудшего пришлось бы все-таки Бабенко.
Чертыхнувшись, дядя Паша побрел обратно к дому. Ничего, ведь если гуляка не вернется, к кому прибегут за помощью? К нему, дяде Паше. Тогда, значит, все и выяснится.
На следующий день Бабенко проснулся злой и недовольный. Лаяла Тина. Лаяла громко, с подвывом. Диван злобно завизжал, когда дядя Паша вскочил с него и, не попадая ногами в тапочки, запрыгал по комнате. Кое-как нащупав в темноте рубаху, он оделся и выскочил во двор.
Уже совсем рассвело. Капли росы блестели на листьях растущих в огороде различных культур. Здоровенный подсолнух, свесив желто-черную башку, казалось, плакал, роняя капли росы на блестящую траву. Взвизгивая, Бабенко пробежал в тапочках до сарайчика, где вчера оставил галоши. С омерзением всунув ноги во влажную обувку, дядя Паша взглянул на истошно голосящую Тину. Определив же направление, в котором должен был находиться возмутитель спокойствия, дядя Паша глянул туда – и замер.