-- Ой, ночью страху я натерпелась! Тебя ведь когда Гайн в дверь заволок, мне показалось ты и не дышал уже! Не водись ты с ним, сынок, всеми святыми прошу – не водись! Он ведь только пьет на твои деньги. А ежели заступиться или чего другое, нипочем не пойдет. Ведь я как плакала и молилась ночью милостивой Маас. Так-то уж мне страшно было – совсем ты не дышал! Видать сжалилась милосердная: как закончила я говорить, так ты и застонал…
В целом, идея попаданства не была для меня нова. Но одно дело воспринимать это как некую игру ума, сказку для взрослых, и совсем другое - стать попаданцем самому. Да еще в столь странных условиях.
Никаких тебе мечей и магии, уровней в игре или политических интриг. Какой-то нищий приморский поселочек и женщина, которая считает меня непутевым сыном, но при этом любит и жалеет. Я пытался оценивать ситуацию хладнокровно и понимал, что я просто не наберусь духу сказать ей, что пьянчужку Оскара таки прибили вчера в драке.
Мне нужна информация о мире. Вся, какую я смогу получить. Похоже, мой предшественник наворотил каких-то дел и поссорился со стаей. Не слишком представляю, что это такое – стая, но судя по тому, что вчера его добили, лучше бы мне это выяснить побыстрей.
-- Мам, ты только не пугайся, но у меня с памятью что-то. Видать от удара, – я потер шишку над ухом и болезненно поморщился, задев рану на виске, смущенно улыбнулся ее испуганному взгляду и добавил: -- Ты не пугайся, у меня ничего особо не болит, я вполне здоров, а что забыл – ты же мне подскажешь?
-- Сынок, может все же к лекарю сходить?
-- Мама, ты сама сказала, что у нас долги, а лекарю ведь платить надо.
Ляпнул я это наугад, но, судя по примитивному хозяйству и по тому, как выглядел городок, вряд ли здесь могла быть нормальная медицинская помощь. Она неловко пожала плечами, соглашаясь со мной, что да, долгов много, и спорить не стала. Наоборот, поудобней устроившись на скрипнувшей табуретке, сказала:
-- Ну, раз так, спрашивай, сынок.
-- Что такое стая, мама?
Женщина смотрела на меня испуганно и беспомощно, прижав ладонь к сердцу, помотала головой, как бы отгоняя дурные мысли и с надеждой спросила:
-- Сынок, ты шутишь?
Я неловко улыбнулся, не желая ее пугать, и ответил:
-- Нет, мама, я действительно многое забыл.
Она молчала, о чем-то думая, даже пошевеливала губами, как будто спорила сама с собой. Я терпеливо ждал, но чувствовал себя все хуже и хуже – навалилась усталость, снова начала кружиться голова. Наконец она подняла на меня глаза и охнула: