— Надеюсь, ты нас познакомишь? Очень хочется увидеть это «ничего особенного» собственными глазами. — Дэвлин расхохотался. — Учитывая твой вкус, она должна оказаться очень миленькой.
Недовольно зыркнул на друга, но тот лишь ухмыльнулся в ответ.
— И что ты будешь с ней делать? — спросил Чарли. — Вывезешь в свет? Упечешь в монастырь?
— Отправил в дальнее поместье. Пусть там живет. А свету о моей женитьбе знать незачем. Иначе начнутся пересуды.
— Они и так начнутся, стоит кому-то узнать о вашем браке. Это же свет, тут сплетен и пересудов не избежать. Кумушкам дай только волю почесать языками.
— Если никто не скажет о женитьбе, то и обсуждать будет нечего. А вы не скажете! — отрезал и обвел друзей твердым взглядом. Оба подняли руки.
— Мы-то не скажем, но вот она сама…
— Да в той глуши ей некому будет рассказывать, разве что коровам и лошадям, — усмехнулся.
— Ладно, допустим. Но что будет через год, два, три? Ты не сможешь скрывать ее вечно. — Дэвлин смотрел на меня вопросительно.
— Ну вот через год, два, три и подумаем. Климат там отвратительный, авось помрет от чахотки или тифа. Стану вдовцом…
— Или можно ее просто отравить, — констатировал Чарли спокойно, а я чуть не подавился и уставился на друга. — Что ты так на меня смотришь? — спросил он. — Кто там разбираться будет, в этой деревне? Аристократка со слабым здоровьем, приехала, от чего-то умерла. Это же не лондонская жандармерия, хотя и их можно подкупить, тебе ли не знать. — Он поднял бровь, намекая на определенные события, произошедшие несколько лет назад. — А там и вовсе разбираться никто не будет.
Посмотрел на друга — он не шутит. Перевел взгляд на Дэвлина. Тот смотрел ошарашенно, но молчал. А я задумался. Конечно, брать на себя подобный грех я не собирался. Одно дело убивать на войне, и совсем другое — беззащитную девушку. Но кто знает, может, у меня действительно не будет другого выхода…
Амелия
Чем дальше мы продвигались от поместья, тем хуже становилась дорога, ямы и колдобины на дороге заставляли меня подпрыгивать всякий раз, когда колесо наезжало на них. Бока, побитые о стены экипажа, нестерпимо болели, а ноги, не привыкшие к длительному сидению, просились пройти и размяться. Это было невозможно, снаружи разгулялась непогода, и если вначале пути я надеялась, что хотя бы займу себя разглядыванием мест, в которых никогда не была, даже это желание было разрушено. Серое месиво смешивалось с серо-зелеными деревьями. Мы не останавливались половину ночи, лошадей не гнали, но и времени на сбегать в кусты мои провожатые давали немного. Во время таких вот недолгих остановок, пока лазила по колючим кустам, окончательно промокла, и даже наложенные заботливой кухаркой пледы совсем не помогали. Я продрогла, зубы стучали не только от раскачивающегося экипажа, но и от холода.