Мы прожили почти всю зиму в мире и любви. В мире,
который я сотворила сама. Правда, Дэн маловато помогал по дому, но
творческие личности -- они такие... И зарабатывал редко -- ну, так
и где мог заработать артист, кроме массовок? А их было не так и
много.
Брать же деньги у матери он категорически
отказывался -- не пристало мужчине висеть на шее у мамы. А мама не
ленилась ездить каждые три-четыре дня к нам и даже завела свой
ключ. Это меня несколько напрягало, но возражать я стеснялась. Даже
когда она не слишком вежливо критиковала мою
стряпню.
Деньги от продажи дома таяли, но в конверте от
Валентины Михайловны Гудовой, бабушкой я её так и не могла
называть, лежали для меня еще пятнадцать тысяч долларов. На них мы
и купили Дэну машину. Весной мы собирались поехать на ней в
отпуск.
В этот день Дэн был чем-то расстроен, нервничал и
ругался, что я опаздываю. Хотя с вечера сам обещал отвезти меня на
курсы. Спать я легла под утро, неожиданно в кафе заказали юбилей,
гости сидели до упора, и домой я вернулась гораздо позже, чем
обычно.
Как только я нырнула в тепло машины, глаза начали
слипаться. Поэтому саму аварию я не видела. Какая-то неведомая сила
вырвала меня из кресла и кинула вперед, дикая боль от врезавшегося
ремня или ещё от чего-то, скрежет металла, и потом, уже в конце,
удар с правой стороны, который, как говорят, практически оторвал
мне ногу. Но я этого уже не почувствовала -- сознание я потеряла
раньше...
Слишком тягостно вспоминать месяцы в больнице. Два
раза приходили из милиции. Или гаишники. Я была после наркоза и не
слишком хорошо соображала. Второй раз мужик принес мне апельсины и
коробку сока, но я так и не смогла ему помочь и хоть что-то
рассказать. Телефона у меня не было, Дэн не приходил, постоянные
боли, две операции, ногу сохранили, но...
Ходить я не буду. Никогда.
Я знала, что на лице у меня тоже шрамы. Пусть и не
слишком уродские, но много мелких.
Дэн появился ближе к выписке. Говорил о любви, о
том, что никогда не бросит, что будет сам на руках носить. И
главное -- наша любовь, а всё остальное мелочи. Раньше он прийти не
мог, его таскали в милицию, показания, то и сё, он свидетель. Мне
было всё равно...
Он перевез меня домой, меня ждало простое неудобное
кресло, хуже больничного. И его мама. Она молчала, поджимала губы и
вроде как брезговала мной. Хотя я уже научилась подтягиваться на
руках, и сама ходить в туалет, сама садиться на кресло, сама
наливать чай и накладывать еду.