Худощавый комиссар зычным голосом зачитал приказ, который начинался словами: «К бойцам, командирам и политработникам», а в конце добавил от себя:
– Наше дело правое – мы победим!
Спустя час рота Хитрова в составе передового отряда дивизии двинулась на запад по дороге на Элисту. Ехали на машинах. Полуторки следовали одна за другой. Селиванову и Вострецову не повезло, они ехали в кузове последней машины, и вся дорожная пыль, подымаемая следующей впереди техникой, оседала на них. К тому же утренняя прохлада сменилась полуденной жарой. Затихли разговоры и смех. Красноармейцы дремали, с унылым видом смотрели друг на друга или на местность, которую проезжали. А она с каждым километром становилась все более безрадостной. Все реже встречались пересохшие озерца и протоки, на мелководье которых бродили кулики, неподвижными корягами стояли цапли, плавали утки. Все чаще можно было увидеть желтовато-бурую от выгоревшей травы степь.
Селиванов достал флягу, сделал глоток, чтобы промочить пересохшее горло и, глядя на товарищей, сказал:
– Чего приуныли, гвардейцы-десантники?! На похороны едем или врага бить? Споем нашу, походную:
Стелются черные тучи,
Молнии в небе снуют.
Красноармейцы нестройно подхватили:
В облаке пыли летучей
Трубы тревогу поют…
С каждым словом песня набирала силы, красноармейцы запели слаженнее, и вскоре над степью полетело дружное:
С бандой фашистов сразиться
Сталин отважных зовет.
Смелого пуля боится,
Смелого штык не берет…
Августовский день достиг своего апогея. Ослепительное и раскаленное солнце безжалостно поливало зноем маловодную калмыцкую землю. Над степью стояло марево, раскаленный воздух дрожал от жары. Горячий, с запахом полыни, навоза и пыли ветер, играясь, гнал по желто-коричневой степи шары перекати-поля и сухую траву. Казалось, все живое погибло или спряталось от нестерпимого пекла, и только одинокий орел, воспарив высоко в бледно-голубое, почти бесцветное небо, купался в прохладных воздушных потоках.
Селиванов высунулся из окопа, воткнул в бруствер саперную лопату. Порыв ветра бросил в лицо песок. Николай протер глаза, сплюнул.
– Вот зараза!
К краю окопа подошел Вострецов.
– Ты чего ругаешься?
– Чего. От хорошей жизни ругаюсь. Вот чего. Копаешь, копаешь, а песок опять в окоп сыпется. Да еще пот глаза ест.