– Знаешь, что это значит?
– Нет.
Она взяла меня за руку и поцеловала в щеку.
– Надежда – якорь души.
Иногда другие, более сильные и агрессивные птицы вроде ворон и голубых соек налетали на кормящихся и бесцеремонно их разгоняли. Одри такое положение дел не устраивало. Однажды, вернувшись домой с практики, я увидел, что она лежит поперек кровати с воздушным ружьем и целится в кормушку. Долго ей ждать не пришлось.
Чудесные голубиные песни радовали нас утром и вечером. Так получилось, что голубь с горлицей стали нашим символом.
Стоя у окна, под которым, мигая огнями, лежал огромный Нью-Йорк, постукивая пальцем по перевязанной лентой коробочке, Одри никак не ждала того, что получила. Она развязала узелок, подняла маленькую голубую крышечку и увидела серебряную голубку размером с пятидесятицентовую монету.
– Вау.
Когда нет слов – это хороший знак.
Одри положила голубку на ладонь.
– Не ожидала.
А вот это еще лучше.
– Сначала хотел коату, но… – Я пожал плечами.
Она рассмеялась.
– Спасибо.
Несколькими месяцами раньше я нашел в Интернете фотографию летящего голубя. Расправив крылья, он то ли садился, то ли взлетал. Я связался с ювелиром в Джексонвилле, Хью Харби, делающим вещи на заказ. Когда-то в студенческие годы Хью занимался водными лыжами, но после окончания колледжа понял, что хотя его и привлекает все, что блестит, обрабатывать металл и камень ему нравится больше, чем резать воду. Оказалось, что первое получается у него не хуже второго. Мое предложение Хью воспринял как вызов, да и сама идея показалась ему заманчивой. Над подарком для Одри мы работали вместе, и результат даже превзошел наши ожидания элегантностью и точностью деталей.
Я убрал ей за ухо прядь волос.
– Такая только одна.
– Она прекрасна, – прошептала Одри.
– Да, прекрасна. – Я смотрел на нее не сводя глаз.
Она повернулась.
– Помоги мне.
Я застегнул цепочку у нее на шее, и она прильнула ко мне спиной.
Мы стояли, глядя через наше отражение на сияющий огнями город. Это был один из тех моментов, которые говорят сами за себя. Наши пальцы сплелись. Мы стояли так несколько минут. Потом я сказал:
– Когда серебро нагревается и расплавляется, все лишнее, нечистое, то, что называется шлаком, выжигается. Из огня выходит только лучшее. Только самое чистое. – Я махнул рукой в сторону конференц-залов. – Там, куда мы пойдем… кому-то я понравлюсь, кому-то нет, кому-то буду безразличен. Мы с тобой занимаемся этим давно и знаем, в чем суть игры. Я хочу, чтобы ты знала, во всем этом значение имеешь только ты. Не числа в контракте, не мое лицо на телеэкране, не мое имя на свитере и не какая-нибудь голая красотка, рассчитывающая застать меня одного в номере отеля.