– Хм, говорю ему, что слишком устала для секса, переворачиваюсь на бок и засыпаю.
Обе подруги таращат на меня глаза.
– Что? Что тут такого? Это правда. Я врать ему не собираюсь.
– В данном случае ты точно должна соврать ему. Не то он подумает, что ты больше не хочешь его, – говорит Клэр.
Если совсем честно, то что-то во мне на самом деле не станет возражать, если Дрю на минутку решит, что я не хочу его больше. Так ему и надо за то, что он устроил через шесть недель после рождения Билли.
– ЙЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕХ!
Вскакиваю в постели от Дрюшкиного (он спит рядом) крика во сне. Он тоже садится, распрямив спину, подрагивая и потирая заспанные глаза.
– Ты в порядке? – спрашиваю его, зевая, и смотрю на часы. Билли, наверное, проснется для кормления еще через час, если только Дрю не разбудил его своим криком.
– В натуре, плохой сон привиделся. О боже мой, это ужас. Оно с когтями и пыталось сожрать меня, а я попробовал крикнуть, так оно мне язык откусило. От ужас! – плакался Дрю.
– Тебе опять во сне Мисс Липпи явилась? – спрашиваю его, опять укладываясь в постели и натягивая одеяло на плечо.
Он смотрит на меня и от волнения принимается грызть ногти.
– Не знаю. Я забыл. Давай сексом займемся.
Дрю разом кинулся головой на подушку, обвил рукой мое тело и прижал меня к себе.
Он принялся целовать мне шею, и, клянусь, я слышала, как он бормотал: «Ты сможешь. Просто не думай про когти».
– Дрю, я не знаю. Может, еще слишком рано?
Я знала: не было слишком рано. Ровно шесть недель прошло со дня, как Билли родился. В тот день мы как раз и могли опять за секс взяться. Пока Дрю увлеченно прокладывал себе поцелуями путь к моей груди, я через его плечо посматривала на будильник, стоявший у кровати с его стороны.
Если б мне уснуть сразу, то все равно поспала б минут пятьдесят до того, как Билли проснется.
– Обещаю, я быстренько, – произнес Дрю посреди поцелуев, стянул с меня майку, высвободив одну грудь, и взялся целовать и посасывать весь мой наполненный холм.
– Осторожней, могу течь дать, – предупредила я.
Я грудью кормлю, вот мои титьки и норовят потечь в неподходящее время. А уже тогда-то время и было бы самым неподходящим.
Дрю тут же замирает, губы его парят над моим соском.
– Вот тут для меня целая дубина о двух концах. Знаю, что надо назад сдать, поскольку это, типа, нашего малого еда, но извращенец во мне верещит: беги, хватай печенюшек и упейся, – признается он.