Мне понравилась идея Вернадского, что природа – нравственна, а человек – носитель и выразитель этой нравственности.
Прошлый год заканчивался чтением Джейн Эйр. В этом – смотрела фильм.
Мне сейчас тяжело. Зачем тогда Бог создал меня женщиной? Я не могу жить без любви. Я не хочу многих, я хочу одного, но такого, чтобы всё во мне тянулось к нему и отзывалось. Я хочу любить. Я не могу больше так! Всё это в некоторой степени приятно и необременительно, но это ненастоящее, это не жизнь, а лишь иллюзия жизни. Как хочется подлинного, настоящего. Когда я любила В., я уже чувствовала, что на ещё одну такую вспышку нескоро хватит сил. Прошло почти семь лет! Я знаю, чего прошу. Мне сейчас так тяжело, так пусто. У меня никого нет. Боже, пошли мне любовь!
Я знаю, что прошу страшного. Я знаю, что всё настоящее оплачивается громадной ценой. Нет, я хочу не долго жить, но полно. Я и сейчас мучаюсь, так лучше мучиться, любя!
Я не знаю, почему «Джейн Эйр» так меня волнует. Я чувствую непреодолимую потребность читать и думать. Мне хочется – до ломоты в висках – какого-то иного света, идущего оттуда. Я сейчас как человек, которому не хватает воздуха.
Всё это довольно странно. Фильмы о страстной любви всегда действовали на меня, но не так, не в такой степени. Возможно, я в чём-то отождествляю себя с Джейн, и мне хочется своего Рочестера. Надежда – Джейн… Даже имена созвучны. А его звали Эдвард.
Там совсем иной ритм, иное течение времени. Чем-то по атмосфере, по тому мучительному сладкому удушью и попытке вспомнить, ощутить нечто, теперешнее моё состояние напоминает тот мой давний сон о полёте и космическом корабле.
Без чувств, без любви я не могу. Я задыхаюсь. Как мало значат мимолётности, не нужно их! Вернее, что значат они, что значит всё, всё, всё – без любви?!
Я очень хочу побывать в Англии, там, где жила Шарлотта Бронте и её герои. Я чувствую в ней что-то очень душевно близкое, хотя она прямолинейна и рассудительна.
«Так пролетели октябрь, ноябрь и декабрь. Однажды в январе…» Я прямо-таки вижу эту пустынную, скованную льдом дорогу, быстро приближающиеся зимние сумерки, пейзаж, залитый лунным светом… Как будто я тоже была там.
«Вы ушиблись, сэр?»
Нет, я не понимаю. Грусть не проходит, а наоборот – резко усиливается. Вчера ещё такой щемящей грусти не было. Когда я принимаю во внимание доводы моей логики, мне кажется, я права. Но не подчиняющиеся контролю чувства чаще сильнее мысли. Этот поток смывает все ограничительные столбы. Больше всего меня гнетут сомнения: права ли я, что уезжаю? Нужно ли это?