– Откуда ты столько всего обо всем знаешь?
Он смеется.
– Я голландец.
– Это что, значит, что ты гений?
– Только по вопросам каналов. Как говорят, «Господь создал землю, а голландцы – Голландию». – И рассказывает, как они отвоевали огромный кусок своей территории у моря, о том, как все ездят на великах по низким дамбам, не позволяющим воде залить страну. О том, что проехаться под дамбой – это символ веры, потому что ты хоть и знаешь, что находишься ниже уровня моря, видишь, что ты не под водой. Рассказывая обо всем этом, Уиллем кажется такими юным, я буквально вижу в нем маленького мальчика с взъерошенными волосами и огромными глазами, который смотрит на бесконечные каналы, гадая, куда же они ведут.
– Может, на лодке прокатимся? – спрашиваю я, показывая на баржу, которая только что прошла через шлюз.
У Уиллема загораются глаза, и на миг я снова вижу того мальчишку.
– Не знаю, – он смотрит в путеводитель. – Тут об этом районе почти ничего нет.
– Может, спросим?
Уиллем обращается к прохожему, и ему дают очень путаный ответ, буйно жестикулируя. Когда он поворачивается ко мне, я вижу, что он воодушевлен.
– Ты права. Он сказал, что из бассейна выходит пассажирская лодка.
Мы продолжаем свой путь по мощеной дорожке, пока она не выходит к большому озеру, где плавают люди на байдарках. А у бетонного причала пришвартованы две лодки. Но подойдя к ним, мы видим, что они не для общественного пользования. Лодки для туристов уже закончили свой рабочий день.
– Сможем тогда поплыть по Сене, – говорит Уиллем. – Там больше народу, и лодочники работают круглосуточно. – Но глаза у него грустные. Я вижу, что он расстроен, словно разочаровал меня.
– Ну и ничего страшного. Мне все равно.
Но он с тоской смотрит на воду, я вижу, что ему не все равно. И я понимаю, что я его не знаю, но я спорить готова, что тот маленький мальчик заскучал по дому. По лодкам, каналам и другой воде. И на миг я представляю себе, каково это – уехать на два года, тем не менее Уиллем отложил возвращение еще на день. Он сделал это. Ради меня.
Поднялся ветер и принялся раскачивать стоявшие у причала лодки и баржи. Я смотрю на Уиллема; от печали морщинки на его лице стали глубже. Я оглядываюсь на лодки.
– Вообще-то мне не все равно, – лезу в сумку за кошельком, за лежащей там стодолларовой бумажкой. Размахивая ею в воздухе, я кричу: