Несмотря на слабое освещение, Мурад заметил, что щеки девушки стали розовыми и от этого у него вдруг заколотилось сердце. Схватив свою чашку, он залпом выпил содержимое.
– А диван раскладывается? – пытаясь унять волнение, спросил он.
– Нет, но он достаточно широк.
– Для одного человека да, но вдвоем на нем будет тесновато.
– Вдвоем, – спросила Анастасия, – с кем вдвоем?
– Разве мы не вместе здесь будем спать.
– Мы?! С чего это? Нет, конечно! Вы будете спать здесь один, а я в комнате с бабушкой.
«Зачем же мне тогда здесь оставаться»? – хотел спросить Мурад, но, вспомнив, что воспитанному человеку присуща недосказанность, все понял и промолчал. Не все и не всегда надо называть своими именами, иначе никакой лирики.
– Выбросьте это из головы, – словно, читая его мысли, сказала Анастасия. – Мы только сегодня познакомились. Мы еще даже не друзья. То, что я вас позвала в дом, еще ничего не значит. До революции это было в порядке вещей.
– Хорошо, хорошо, – согласился Мурад, – правила игры я понял. Больше ни слова. А ты может быть из дворян? – иронически спросил он.
– Да, – совершенно серьезно ответила она, – и вы тоже.
– Я? – удивился Мурад. – Вы в этом уверены, с чего вы взяли?
– Абсолютно. Породу не спрячешь. Как говорят арабы – шараф ан насаб. Благородство заложено в крови.
– Вообще-то я обыкновенный таксист. Но мне это приятно слышать.
– В двадцатые годы треть таксистов в Париже были сплошь русские дворяне.
– Как скажете.
– Мне надо сбегать в аптеку, – сказала Анастасия, – капли успокоительные закончились. Вы посидите один, ладно? Пейте чай. Если бабушка вдруг проснется и позовет меня, вы просто загляните к ней и заговорите о чем-нибудь. Она все равно плохо слышит, решит, что это я и успокоится. Ладно?
– А, если не успокоится? Решит, что я Герман. Крик поднимет.
– Не бойтесь, – улыбнулась Анастасия, – она безобидная, она вас не укусит.
– Будем надеется.
– Очень смешно, особенно про Германа, но должна вас разочаровать, она в карты не играет.
– Простите.
– Ну я побежала.
Она вышла в прихожую. Вскоре щелкнул замок и в квартире воцарилась тишина.
«Что-то мне это перестает нравиться», – сказал себе Мурад, – старушка еще эта таинственная. Я надеюсь, что девушка все-таки придет ко мне ночью, иначе все это лишено логики. Как люди любят все завешивать словами. Она тоже хороша, два часа знакомы и оставила меня одного в квартире. А, если я что-нибудь сопру. Старушка будем надеется адекватная и мне не придется, как Бруту, чертить вокруг себя меловой круг. Да и с молитвами разнобой будет. Мне, как полукровке, надо одной рукой креститься, другой намаз совершать».