– У вас кто-то погиб? – спросил он, наклонившись к ней, чтобы перекрыть радостный крик людей.
– Все, – выдохнула она, посмотрев на него своими удивительными глазами. – Родители и Нюша, младшая сестра, в сорок первом, в дом попала бомба, а они не успели в бомбоубежище. Я в госпитале на дежурстве была, мы тогда комсомольское шефство над ранеными всем классом взяли. А на старшего брата Максима в сорок третьем похоронка пришла, – и, глядя на Петра лучистыми, полными боли и радости глазами, совсем тихо добавила: – У меня никого нет.
– Есть, – вдруг твердо заявил Петя, взял в руку ее ладошку, осторожно сжал и повторил громче: – Есть, теперь у вас будем мы, – и посмотрел на маму, слышавшую весь их разговор.
А Полина Георгиевна кивнула, обняла девушку за плечи и спросила:
– Как вас зовут?
– Глафира, – ответила растерянно девушка, не отрываясь, словно завороженная глядя в лицо Пети. – Глафира Головкова.
– Вы где живете, Глашенька? – расспрашивала Полина Георгиевна.
– С одноклассницей бывшей, с ее семьей.
– Вот что, Глашенька, – распорядился Петр. – Идемте, соберем ваши вещи и перенесем к нам.
– Как – к вам? Так же нельзя? – поразилась девушка.
– А как можно? – серьезно спросил он.
– Я же вас не знаю, – растолковывала она.
– Меня зовут Петр Акимович Вершинин, а это моя мама Полина Георгиевна. Теперь вы нас знаете, – и так же серьезно спросил: – Замуж за меня пойдете?
– Замуж? – ахнула она, совершенно растерявшись.
– Замуж, замуж, – кивнул он и вдруг улыбнулся: – Я очень удобный муж буду, Глашенька, меня почти не бывает дома. Так что, пойдете?
А она вдруг заплакала. Всерьез. Спрятала лицо в ладонях и заплакала.
Петр расстроился совершенно, оттого, что ему казалось, да что там казалось! Он был уверен, что она просто обязана почувствовать, так же как и он, это их родство и близость душевную, а она вот в слезы.
Испугалась, что ли? Потому и спросил недовольным, строгим тоном:
– Ну, что?
– Я пойду, пойду, – торопливо ответила она, вытирая слезы тыльной стороной ладошки.
– Куда пойдете? – не понял Петя.
– Замуж, – удивилась она вопросу, подняла заплаканное лицо, посмотрела на Петра расширившимися от переживаний глазами и испугалась: – Или передумали?
– Ох, господи! – тягостно вздохнул Петр, привлек ее к себе, взяв за плечи, и обнял, уткнувшись подбородком ей в макушку.