Доктор Розенблюм через стол потянулся за телефоном.
– Не надо! – выдохнул Аттикус. – Всё в порядке.
Аттикус вскочил, чтобы помешать отцу снять трубку, и выронил записи Оливии, которые всё это время держал в руках.
– А это что?
– Это? Ничего…
Эми чуть было не вскрикнула, когда доктор Розенблюм взял книгу и открыл её.
– Ничего особенного, – начал Джейк, – Просто…
Он осёкся. Лицо отца полностью переменилось, стоило ему пробежаться глазами по строчкам. Его ясное, довольное лицо словно затвердело, стало пепельно-серым. Эми подалась вперёд, в кабинет, но Дэн её остановил.
– А я-то думал, вы приехали со мной повидаться, – сказал доктор Розенблюм, нахмурившись.
– Пап… – начал Джейк.
– Оливия Кэхилл?! – бушевал отец, размахивая записями перед их носом. – Я же говорил вам больше не лезть в дела этих Кэхиллов!
– Мы и не лезли, мы только…
– Не ври, Джейк!
Крик доктора Розенблюма эхом разлетался по небольшому кабинету.
– Мы просто пообещали узнать про этот сильфий, – заговорил Аттикус. – Только и всего.
– Вы же видели, что про них говорят в газетах, – продолжал доктор Розенблюм. – И по телевизору? Тоже хотите так прославиться?
– Но это всё неправда! – запротестовал Аттикус.
– Подумай о своём будущем, Аттикус. И о будущем Джейка. Будь они настоящими друзьями, разве стали бы впутывать вас в свои дела? – Он всё ещё держал записи в руках: – Кэхиллов никто не волнует, кроме них самих и их глупых игр.
Эми отпрянула от двери, крепко зажмурив глаза, будто так могла закрыться от происходящего, но слова доктора Розенблюма попали в самое сердце. Слышно было, как он швырнул записи Оливии на стол.
– Какие игры! – поднял голос Джейк. – Всё очень серьезно! Эми и Дэн…
Джейк внезапно умолк, и Эми снова бросила взгляд в кабинет. Раскрытые записи Оливии лежали на столе, а доктор Розенблюм стоял, склонившись над ними, не в силах оторваться от строчек, привлекших его внимание. Он взял записи, положил их на колени и стал быстро листать страницы.
– Папа? – позвал его Аттикус.
Доктор Розенблюм поднял руку, призывая к тишине, и продолжил читать. Обиды на его лице как не бывало, и он приобрёл тот же просветлённый вид, что и Аттикус, когда брался за книжку.
– Быть не может, – покачивая головой, бормотал доктор Розенблюм. – Такого быть не может.
– Чего не может быть? – спросил Джейк. – Папа!