На следующий день, моя ненаглядная сообщила мне, что нам лучше перестать встречаться. Совершенно не ожидавший ничего подобного, я только и нашелся спросить, что же послужило причиной для такого решения. Она лишь неопределенно пожала плечами, и мы разошлись. Как в море корабли. Чтобы встретиться через много-много лет, совершенно не случайно, по моей инициативе и убедиться – прав был Соломон…
Никогда ничего не вернуть
Как на солнце не вытравить пятна
И в обратный отправившись путь
Никогда не вернешься обратно
Эта истина очень проста
И она, словно смерть, непреложна
Можно в те же вернуться места
Но вернуться назад – невозможно…
Так написал один, очень мудрый поэт. Ведь в этих восьми строчках сказано всё. Ни добавить, ни убавить. Жизнь, меж тем, текла своим чередом, и хлопоты, вроде как, остались все те же. Но добавилась одна интересная деталь, на которую я вначале, по неопытности, не обратил особого внимания. Я стал думать о Светлане. Мало что думать, я начал, нет-нет, да и наведываться к ней вечерком. Хотя общаться с ней было совершенно не о чем. На любой вопрос у неё всегда находился стандартный ответ: не знаю. Поэтому вести с ней разговоры можно было только в одном состоянии – после нескольких стаканов «бормотухи». Да она и своим вином потчевала с удовольствием. Сколь долго могла длиться такая ситуация, трудно сказать. Но как-то раз моя сестренка появилась у нас дома со своей подружкой Ниной, очень очаровательной дамочкой, к тому же интересной умницей. Нечего и говорить, что я был мгновенно околдован ею, без остатка. Мы бродили с ней, взявшись за руки, по ночным улицам станицы и говорили, без умолку, обо всем на свете. Всё в ней мне было ново и интересно: и как она живет, где учится, с кем раньше дружила, что думает о каких-то общих, знакомых нам обеим, явлениях. Всё указывало и шло к тому, что мы можем стать друг для друга очень близкими людьми. И я не только не пытался препятствовать этому процессу, а и всячески старался ему способствовать. Если бы не одно «но«…После каждой встречи с Ниной, проводив её до калитки дома, я разворачивался, и шел к Светлане. Глупость, в общем-то. И я это отлично сознавал. И не нужно мне было все это нисколько. А я приволакивался к Светлане крадучись, аки тать, под покровом ночи, страшась, что об этом кто-нибудь может прознать. Мне было откровенно стыдно за моё, необъяснимое самому себе поведение. Но когда я пытался размышлять над этим фактом, страннейшим образом мои мысли сбивались в кучу и в голове начинала звучать какая-нибудь дурацкая мелодия, полностью лишающая способности критического восприятия действительности. В результате я отказывался от любых умственных потуг в данном направлении, и все приходило в странную норму. Я дружил с Ниной и строил в её отношении самые серьезные планы, а мною тихо, без лишнего шума, завладевала Светлана. Где-то, в глубине души, сознавая всю ненормальность своего состояния, я пытался сопротивляться складывающимся обстоятельствам на логическом уровне. Раскладывал ситуацию по полочкам, анализировал все доводы «за» и «против», пытаясь найти достойное объяснение своим поступкам… И поднимал руки вверх, сдаваясь в плен собственному бессилию. Моя воля, в этом направлении, была полностью парализована. Мой мозг отказывался анализировать ситуацию и выдавать, хоть сколько-нибудь, в данном случае, приемлемые варианты. Единственно, что показалось мне вполне достойным способом разрешения проблемы, это уехать куда-нибудь подальше и разрубить расстоянием непонятный мне узел. А чтобы не оставлять никаких иных вариантов решения проблемы, а это была уже именно проблема, решил, перед отъездом, засватать Нину. Я не поставил Светлану в известность ни в отношении первого решения, ни, тем более, второго. Откуда она обо всем узнала? Бог весть… Станица и есть станица. Тем более, что такое мероприятие, как сватовство, скрыть абсолютно невозможно. Ощущения свои в день сватовства я запомнил досконально, а вот детали самого действа оказались смазаны и напоминали приключение, произошедшее не со мной. А как бы подсмотренное, и перенесенное на меня. Зато внутренний голос, всю дорогу, к дому Нины, твердивший мне: