Появилась старая женщина и прошла мимо, никого не заметив. После нее долго никто не показывался. Наконец Герман услышал, как кто-то открывает дверь ногой.
В пространстве между дверями света было немного, но глаза Германа привыкли. Он все видел хорошо. Старшина милиции вошел и остановился перед второй дверью. Герман перестал дышать.
Он бросился к старшине и ударил молотком по темени. Милиционер издал звук «хо». После этого он повалился на пол и затих. Из сумок выскочили картофелины и луковицы и побежали по полу.
Герман забрал из кобуры пистолет, поднялся по лестнице на последний этаж, пробрался на чердак.
Пройдя по чердаку, он очутился в другом конце дома. «Выйди как ни в чем ни бывало из подъезда и уверенно шагай через двор, – говорил ему дед Маронов. – Никто не запомнит твое лицо, потому что ты вышел не оттуда, где произошло нападение».
Герман так и сделал.
Никто не обратил на него внимания.
Он прошагал пешком два квартала, не видя ничего вокруг. Сильное волнение не позволяло ему оглядеться. На перекрестке какая-то женщина пропустила его вперед, и он не ответил на ее любезность.
Ему хотелось идти и не останавливаться.
Каждую минуту он вспоминал о случившемся. Он сделал все быстро и ловко, не растерявшись, не испугавшись перед неизвестностью. Но кое-что он забыл! Забыл сорвать фуражку, бросил молоток…
Бросил молоток!
Волнуясь, Герман быстро ощупал себя. Молоток нашелся за поясом, под рубашкой.
Герман вошел в автобус и спустя двадцать минут уже стоял перед Гленом.
Пистолет лежал на столе, на тарелке, обойма с патронами была вынута, лежала рядом.
Герман во всем находил удовольствие – в молчании Глена, в его задумчивой улыбке и в том, что в проеме стоят Нунс и Витя Каракум и тоже поражены зрелищем.
– И снова удивление! – наконец сказал Глен. – Ну и ну. Теперь ты мне ничего не должен. Есть желание – можешь уехать, а хочешь – оставайся. Будешь моим личным помощником.
Герман еще чувствовал горечь обиды, но уже не такую сильную.
Прежде он был так поглощен своим разочарованием, что ни за что бы не простил Нунса и Витю Каракума, а теперь в нем что-то изменилось. Герман еще не знал, что именно.
Он был рассержен на этих людей, но не спешил уходить. Добытый пистолет возвратил ему уверенность.
Он заметил, что Глен и его люди стали глядеть на него с серьезным видом, как на равного себе.