– Мамань, – строго сказал он, – я тебе обещаю, будешь перечить ему, уйду в общагу, завтра же, меня и так уже, как психа какого колотит.
– Ладно, сынок, ладно, обидно только, не человек я разве.
В сенцах закашлял отец.
– Шепчетесь все, договариваетесь, – покривился он, – союзнички…
– Вы мне оба одинаковы, – пробормотал Пашка. Отец стал мрачно доедать остывший суп.
– Давай, Илюш, доедай, чайку попьем, да я со стола убирать буду, – миролюбиво заговорила мать, она уже отошла, откипела, из отходчивых, – уберу да пусть Паша садится уроки делать. – Полезла в подпол за вареньем. Отец молча встал, подошел и сильно пнул в грудь ботинком.
– Эт-те, курва, за оборванца.
Мать сдавленно вскрикнула и осела, скрючиваясь, в черный зев лаза.
– Гад! Козлина! Эсэсовец!.. – Пашка даже не помнил, как подскочил к нему, и стал яростно молотить по неясно маячившему овалу ненавистного лица. Через секунды три опомнился, отскочил к порогу, но тут же, опять забыв об опасности, к подполу, откуда осторожно, с остановившимися глазами поднималась мать.
– Да не придуряйся… – начал было отец.
– Я пристрелю тебя, запомни, посажу за мамку! за это таких козлов сажают!..
Что интересно, отец, вроде как, напрочь забыл о нападении, хотя лицо его красноречиво цвело пятнами от ударов, он все еще остолбенело торчал среди кухни явно ошеломленный ходом событий. Мать села на пол, свесив ноги в лаз, не в силах встать.
– Вот, Дуся, дожились, – встрепенулся отец, – наше дерьмо-то, а кроет-то как, козло-оом…
Мать тихо кашляла, прикрывая губы ладонью.
– Чего-то во внутрях хрустнуло, – пояснила она сыну виновато, – вздохнуть не могу на полную силу.
– Меня-аа, козло-оом?!.
– Посажу, по-са-жу, – заключил уже убежденно Пашка, немигающе вытаращиваясь в юлящие отцовские глаза.
– Так я – козел?
– Ты? Да гораздо хуже, ты – хорек… твое место в лесу или клетке! – Пашка отвернулся от него и уже почему-то, даже сам на себя дивился, без опаски стал помогать матери подняться. – Поса-аадят, как миленького упрячут…
– Так вы сгорите, раньше чем я сяду, – пообещал отец из-за притворяемой двери.
Кошмар! вновь содрогнулся Пашка от таких воспоминаний. И зачем этот человек живет с ними, неужели ему приносит какое-то удовлетворение их мучать, неужели не понимает, что его уже ненавидят, и все держится пока на его силе и забитости малограмотной жены. Но ведь даже сейчас, в любой из моментов, все может кончиться для него крайне плохо, доведенный до отчаяния Пашка запросто разрядит самопал в его бедовую головушку. Нет, надо действительно сажать его к чертовой матери, пока не довел до такого греха. Кошмар!