Я изо всех сил держусь, чтобы не разреветься в голос.
Это неправильно.
Это несправедливо.
Это нечестно.
– Но вы можете прийти ко мне на свидание, – добавляет он с фальшиво—шутливой интонацией, но я распознаю за ней кое—что иное.
Надежду.
– Это было бы неуместно, Ильмар. Мы очень долго не увидимся, – тихо добавляю я, – Может быть, никогда.
Пытаюсь скрыть печаль в моём голосе, но вряд ли мне это удаётся. Видеть его здесь и сейчас… Это больно.
Знать, что я не увижу его долгих восемь лет ещё больнее.
Он кивнул, быстро сморгнув. Я заметила влагу на его глазах, но от этого мимолётного движения век она исчезла и передо мной снова было то же сосредоточенное лицо, что и несколько минут назад в зале суда.
Стучу в дверь, она открывается, и я медленно иду по коридору. Так же медленно я возвращаюсь на своё место, когда перерыв закончился. Практически не слышу приговор, смотря только вперёд, теперь уже на осуждённого.
Терплю изо всех сил, до крови кусая щёку изнутри.
Я не заплачу. Не—зап—ла—чу.
Его уводят те же два охранника, а я пытаюсь отвести взгляд. Последний раз вижу его лицо – жадно впитываю глазами каждую чёрточку, ставшую такой знакомой. Потом профиль и затылок с короткими волосками. Мысленно прошу его обернуться в последний раз, и чувствую, что моей выдержке приходит конец – глаза начали наливаться слезами. Ничего не слышу, не замечаю вокруг – только его светлые глаза, когда он оборачивается.
В последний раз.
Он уходит, а я остаюсь в зале заседания. Сжимаю кулаки так сильно, что чувствую боль в ладонях – ногти впились в кожу. Ухожу только тогда, когда замечаю, что почти все разошлись и на меня косятся. Иду на слабых ногах по коридору; стены давят, давят, невыносимо давят на меня. Наваливаются тяжёлым грузом, так сильно, что дышать становиться больно.
Изо всех сил, которых в общем—то и не осталось толком, выбегаю из здания и бегу по парковке к своей машине. Ладони рухнули на капот, по которому барабанили капли дождя – я даже не заметила. Чувствую холод – одежда начала промокать, но залезть в сумочку за ключами не могу. Такое чувство, что я, как бумажный цветок, расплываюсь под водой, становлюсь бесформенной и уже больше ничто не сможет собрать меня воедино. Да, дождь кончится; промокшая бумага высохнет, но прежним цветком она уже никогда не станет.