Вася жизнерадостно захохотал, решив, что красотка шутит. Но увидев потрясённое лицо Брука, осёкся и пролепетал:
– Чё? Правда?!
– Фамилии – точно верные! А имена, … думаю, тоже!
– Ни хрена себе! – воскликнул Вася. – А я-то думал, что дура дурой! Чуть ни спросил: сколько будет дважды два?!
Красотка с удовольствием ответила на «чуть ни спрошенный» вопрос.
– Дважды два четыре, дважды два четыре, – пропела она на музыку Владимира Шаинского известный трюизм и продолжила слова Михаила Пляцковского. – Это всем известно в целом мире!
Гриша, сам не поняв почему, начал спрашивать:
– А куда впадает …?
– Неверно! – перебила эрудитка, и в ответ на недоумённый взгляд собеседника пропела слова того же Михаила Пляцковского, но уже на музыку Бориса Савельева. —
«Кто сказал, что Волга впадает в Каспийское море? Волга в сердце впадает моё!» … Это, конечно, шутка! В моё сердце впадает не «Волга», а … «Мерседес»!
(Гриша сразу не «врубился», но назавтра сообразил, что в своём начатом вопросе он не успел сказать про Волгу, но собеседница каким-то непостижимым образом об этом догадалась! Но уточнить уже было нЕ у кого!)
Услышав про «Мерседес», слесарь Вася, зарабатывающий куда больше инженера Гриши, воскликнул:
– Это даже для меня не по карману!
Красотка усмехнулась:
– А мне и не нужен второй «Мерседес»!
– И личный шофёр не нужен? – усмехнулся Гриша.
Он был уверен, что красотка не умеет водить машину, но имеет богатого папу (или «папика»), а потому к её «Мерседесу» положен личный шофёр.
Девица улыбнулась:
– Разве что с личным транспортом. А у тебя он какой?
Общественный! Зато у Васи есть «Жигули».
– Вася, конечно, «красавец-мужчина», как и герой одноимённой пьесы Александра Николаевича Островского…
– «Как закалялась сталь!» – «блеснул эрудицией» бывший троечник Вася.
Эрудитка (на сей раз настоящая!) усмехнулась:
– Не знаю, как именно закалялась ровесница Наполеона интеллектуалка мадам Анна Луиза Жермена де СТАЛЬ-Гольштейн, которую император терпеть не мог, так как предпочитал дурочек вроде своей супруги Жозефины, но роман о закалке написАл (по крайней мере, принимал участие в написании!) другой Островский – Николай Алексеевич, не являющийся отцом драматурга хотя бы потому, что жил в следующем веке. … Но не будем отвлекаться. Хоть Вася и красавец, а я (как он справедливо, хоть и своеобразно отметил) красавица, но у меня сложилось впечатление, что в процессе беседы сей Вася ко мне заметно охладел!