*
Однажды на вилле Силана возник спор о будущем эллинской культуры. Внезапно Силан заявил, что у варваров тоже есть культура. Мессала оторопел.
– Друг мой, Германия и гармония несовместимы, – сказал он.
– По крайней мере они, в Германии, живут по природе, – парировал Силан. – У них цари и в самом деле выборные, жены общие, детей они растят сообща, и каждый мужчина для ребенка является отцом, а каждая женщина – матерью. Никто не сокрушит такой народ!
– Я не уверен, что понял насчет царей, а в остальном у нас то же самое, – заметил Мессала.
Когда смех стал тише, Силан продолжил:
– Природа – это и есть гармония, а у нас понятия доблести и Фортуны несовместимы. Если урвал что-нибудь против воли богов – значит, герой. Если нам повезет, мы искупим ошибки в этой жизни, а если нет – в других, раз за разом, барахтаясь как слепые щенки!
– Ты хочешь сказать, что в следующей жизни мы можем родиться псами? – ещё больше изумился Мессала.
– Человек не может воплотиться в животное, чтобы не отвечать так легко за наши-то ошибки. Но я утверждаю, что культуры нет без гармонии, гармонии – без природы, а мы перешагнули через нее. Мы слишком искусственны, несовместимо с жизнью. Только варвары могут спасти наш мир. Свежий ветер.
Вмешался Мессалин.
– Очевидно, друже, полтора года, проведенных среди всех этих даков, оставили в тебе неизгладимый отпечаток. Но, поверь, если бы ты знал их несколько лучше, то не стал бы ратовать за такую культуру.
– Греки тоже считают нас варварами.
– Это ошибка греков. То они говорят, что любят нас и даже боятся, то кусают как летучие мыши.
– И ты считаешь, что любовь и боязнь могут быть совместны в одном изъявлении?
– Да. Это называется уважением.
– Тогда к чертям такое уважение!
Мессалин хмуро уставился на Силана.
– Да ты пьян, – сказал он. – Признайся, мы ведь тоже в объятиях Бахуса.
– Я трезв до такой степени, что меня начинает тошнить от всего этого, – холодно произнес Силан.
Мессала метнул в него гусиное перо.
– Так возьми! Прочисти горло!
– Если б у меня был дар, я прочистил бы его давно! – вспыхнул Силан.
В конце концов все согласились, что германцы тоже могут обладать некой культурой, но этот прилив терпимости был вызван скорей любовью к парадоксам да великодушием к несчастным, живущим в сумеречных областях. Я не следил за этим спором, поглощенный одним образом – подругой Силана. Ее звали Вейентелла, для друзей просто Вейя. В свои семнадцать она была вдовой.