В туманном сладко-пряном дыме
Смеялись клоуны… а вы,
За столиком сидели молча
И пили золотой коньяк.
И чей-то взгляд покорный мраку
Следил за вами осторожно,
Так выбирает свою жертву
Безумный радостный маньяк.
Он здесь давно уже… и пьяный;
Его глаза скользят, как тени.
Он ожидает вас, убогий…
Давно готовый умереть,
Чтобы смотреть на капли крови;
И руки ваши нежно гладить.
На расстоянии столь близком,
Что можно… целовать и петь.
Он ждет, когда вы удалитесь
Забыв на столике перчатки, —
Потом следит за вами дальше
По подворотням и дворам.
Он вас не долго изучал,
Но знает все ваши повадки.
И знаете, – он уверяет,
Что приготовил счастье… вам.
Нет, он конечно сторониться
Людей, и их не замечает.
Он осторожен! Осторожен!
Не видит, кто за ним следит.
Соединить любовь и смерть, —
Финал подобный невозможен.
А вы не верите, что он
За вами только и бежит.
И когда вдруг, замедлив шаг
Вы обернетесь… так, случайно.
Быть может, испугавшись ветра,
Иль эхо тихого ответ.
Вы не увидите его,
Но ощутите его пальцы
На вашей тонкой белой шее…
И вот, померкнет белый свет.
А тот другой бледнее мела,
Вдруг остановится не смея, —
Не смея двинуться, и крикнуть.
Да только, что его любовь?!
Но тело мертвое держать,
И оживить из бездны тлена
Способен только голос страсти,
И чистая как небо кровь.
И тот маньяк, и тот безумец
Они достойны, – сожаления?
Пред ними ангелы бы пали,
Когда они могли летать.
И в наслаждениях сладкой плотью.
Они быть может бы посмели
Не видеть бездны их призвавшей,
И только о любви… мечтать.