Больше всего ему нравилось исполнять старые Британские песни: «Викарий Брэй», «Ода табаку», «Песни араба», «Лирическая» Гарольда Боултона и другие, а также, конечно, песни школы Харроу. Из них Джон, переписывая слова, составил целый фолиант. Его энтузиазм и прилежание были отмечены в письме Дж. Фармера матери Джона: «Ваш сын – одна из моих опор. Его голос не силен, но легкий приятный баритон…».
Джон многим интересовался, но он не мог бы сказать, что он что-нибудь мог представить себе как дело своей жизни. Так, два с половиной года он состоял членом школьного Филателистического клуба. Он вступил и в школьное Дискуссионное общество, но почти всегда молчал на собраниях. Ему казалось, что его сверстники не смогут его понять, а иногда просто не хотелось выносить свое мнение на публичное обсуждение. А он казался товарищам слишком серьезным, и ему не хватало легкомыслия и чувства юмора для настоящего сближения с ними. И они считали Джона довольно замкнутым. Действительно, он всегда держался строго и с достоинством, был спокойным, скромным, несамонадеянным и непритязательным, и его никак нельзя было назвать самодовольным.
Все же Джону хватало выдержки или юмора – он сам не знал, чего в большей степени, – чтобы не обижаться на обитателей Мортон-Хауза за прозвище, данное ему, «Т.Г.», из-за того, что он не произносил звук «дж». А приятели по Филателистическому клубу почему-то прозвали его «Галер» с долгим звуком «а». Это прозвище сохранилось за ним и в Оксфорде, так как многие выпускники Харроу вместе с ним поступили в этот наиболее престижный университет Великобритании.
На прозвища можно было не обижаться, а вот самые близкие его родственники, приехавшие на его день выпуска из Харроу, его смутили и немного обидели, когда он увидел на их лицах сдержанные улыбки. А все из-за чего – из-за того, что он заметил пыль на своих ботинках и, сидя в первом раду на сцене, не смог придумать ничего лучшего, как смахнуть ее носовым платком.
Джон приехал в Оксфорд в день святого Михаила (29 сентября) 1886 г. изучать (по желанию родителей) юриспруденцию в Нью-Колледже. Но то было желание только родителей, а не его собственное призвание. Он считал, что уже достаточно потрудился в Харроу и в университете, хотя бы на первых порах может позволить себе несколько расслабиться.