– Ой, боюсь я, Игнат, они и вас могут сейчас убить. В засаде, наверное, сидят и следят за хатой.
– Будь что будет, ведь это брат родной. Надо идти… Клим, пойдешь со мной?
– Пойду, батьку, – отозвался Клим не совсем уверенным голосом.
– Подождите, – сказала мама, – я сейчас что-нибудь из одежды подберу. Вряд ли вы там найдете что-то подходящее. Галя такая хозяйка…
– Давай, Гриппо, только побыстрее, уже совсем темно, – попросил батько.
– Володя, – обратился батько к стоящему в оцепенении племяннику, – сынок, сбегай к Кухарчику, плотнику, ты его знаешь, попроси его сделать два гроба к завтрашнему дню, скажи, что я ему заплачу.
Володя, вздрогнул от этих слов и ничего не ответив, направился в сторону усадьбы Кузьмы Кухарчика.
Через несколько минут мать дала батьку узел с одеждой, и они с Климом, сев на велосипеды, уехали на другой конец села к хате дядька Романа.
Подъехав к хате, они сошли с велосипедов, прошли через калитку и очутились на подворье. Было тихо, в сгустившихся сумерках слышался где-то лай собаки. Рядом в безмолвии темнел лес. Хата Романа стояла с раскрытой входной дверью, как большая голова с открытым в немом возгласе ртом. Батько перекрестился и направился к открытой двери.
Они вошли в сенцы, ничего не различия в темноте.
– Клим, – сказал батько, – пройди в комнату, найди лампу, зажгли ее и приходи с ней сюда.
Когда Клим вошел с зажженной лампой в сенцы, перед ними открылось ужасное зрелище. Роман лежал на спине с прострелянной грудью. Лицо его было спокойным, казалось, что он просто спит. Нижнее белье на нем, пропитанное кровью, резко контрастировало с бледным лицом.
Галя, еще молодая и красивая женщина, лежала на боку. У нее была рана на животе и простреляна голова. Лужа крови вытекла из-под кровати.
– Клим, – сказал батько, – их надо перенести в комнату. Там мы с них смоем кровь и сменим одежду. Не бойся, сынок, мертвые ничего плохого живым не могут сделать.
Через часа два неприятные хлопоты были закончены. Роман и Галя в чистой одежде лежали рядом на кровати в углу комнаты.
– Кажется, все, – сказал батько, – жаль, что не захватили с собой бутылку водки. Какая глупая смерть! Тридцать пять лет всего. Ему бы жить да жить… Давай закроем хату да поедем домой.
Приехав домой, они застали всех домашних за столом, на котором стоял горшок с картошкой, глечик с молоком, нарезанный хлеб и неначатая бутылка водки. Были здесь и дети Романа – Володя и Оля, девочка лет четырнадцати.