Зубр падал медленно, как во сне, так не падают люди, так люди танцуют – или обнимаются. «Обнимаются с жизнью, что ли?» Он думал, еще думал, холодно, ясно работала голова, сама по себе, отдельно, а руки, локти, ноги делали свое. Он пнул того, кто повалил Зубра, сильно пнул его в колено, скосил глаза – и тут увидел, как по черному свитеру Зубра тоже медленно, сонно ползет густое, да, сладкое, вишневое, или, может, клубничное. Дачное варенье. У Зубра, у матери его, была дача, там вишни росли, мать варенье варила.
– Зубр! – крикнул Бес.
Зубр лежал на полу, раскинув руки.
И рука сама нырнула в карман – и выдернула живую, горячую, маленькую игрушку. Маленькую смерть.
«Я сейчас поиграю в смерть. Немножко. Только немного. Это только игра, ну правда. Только игра».
Тот, что с ножом, сунулся к нему – и отпрянул от него.
Бес вскинул руку с пистолетом.
Он крепко, железно держал пистолет на вытянутой руке, наводя его в лоб, в лицо то одному, то другому, – и они сразу почуяли смерть, сразу перестали махать руками, сразу стали отступать, на шаг, еще на шаг, еще.
Вот уже кучкой, черной, грязной, в чужой – или своей? – крови, – стояли, тесно сбились.
– Не дрейфь, – сказал тот, что с ножом, так и продолжая держать нож лезвием вверх, в белом от напряженья кулаке, – не дрейфь, тебе говорю… у него, может, пугачка только… газовый…
– Хрен ли, – сказал парень с тату в виде красной змеи, набитой на лбу, и с серебряным пирсингом на бритой брови, и дунул себе нижней губой на разбитый нос. Красная змея ползла по его лбу, и Бесу казалось – это течет по лбу кровь.
Нет, кровь и правда текла.
Зубр лежал без движения. Руки раскинуты.
– Вы, подонки, – тихо сказал Бес. А ему самому показалось – крикнул! – Валите отсюда. А то я вас повалю. Всех.
Тот, с ножом, сунулся было к нему, но парень с красной змеей цепко ухватил его за локоть.
– Тихо. У него ствол нормальный. Тихо. Уходим.
Они пятились.
Бес держал пистолет на вытянутой руке.
Старался, чтобы рука не дрожала.
Она и не дрожала.
В голове плыло.
Они пятились.
Глядели на дуло пистолета.
Дуло глядело на них. В них.
Дуло видело то, чего никогда не увидит живой человек. Никто – из живущих.
Бес не помнил, как, куда они провалились.
Бес видел, как один чернявый тащит к выходу из зала, под локти, другого, который, видно, вырубился совсем, – да, они их спасли, да, двух черных, ну и что, – и тоже не помнил, как они исчезли.