И он начинает играть… И петь.
И тут меня прошибает. Я слушаю – и реву! Слушаю – и смеюсь!
«Да ты, – кричу, – ты же музыкант настоящий, Бес! Тебе же… на сцену – надо!»
Он замолкает на минуту. И опять начинает. Новую песню. И я понимаю: это он свое поет, собственное. Композитор, значит.
Ну вот. Попел. Гитару на пол положил. Она лежит… как женщина. Пацан сидит. Опять молчит. Будто петь умеет, а говорить – нет.
Сейчас, думаю, встанет, ко мне шагнет… лапать будет…
Встал. И шагнул – от меня. К двери.
Я не останавливала уже. Иди, кролик, иди. Беги…
Перед самой дверью оглянулся. Глаза такие… как мальки в реке, играют.
Говорит: а можно, я к тебе приходить буду?
Вот так все это и началось. Сначала Бес приходил. Играл, пел, курил… Спал, пьяный. Проспится – что-то пишет на клочках бумаги, в карманы прячет. Иногда бумагу по полу разбросает, я подбираю, складываю. Еду ему сготовлю, покормлю. Надо же спасителя своего кормить иногда, ха, ха.
Потом стал с дружком своим приходить. С Культпросветом. Ну, это кликуха такая. По-нормальному его зовут Илюшка.
Они мне компьютер приволокли. Старый. Может, даже с помойки. Экран пылает, буковки прыгают! Живем! Как белые люди!
Я им еду готовлю. Они иногда сами жратву приносят. Короче – коммуна.
Настал день такой… Я им говорю: что вы туда-сюда мотаетесь, оставайтесь, типа, ночевать! Жить, что ли, переспрашивают? И ржут, будто я что смешное сказала. «Да, жить!» – зло ору.
«А разве мы не живем?!» – как кони, ржут они.
Бесу отнюдь не шестнадцать оказалось. Это он просто так молодо выглядит. Юно слишком. Худенький, стройненький очень. А так ему – двадцать один. А Культпросвету – двадцать два. На год старше.
Меня они не пытали никогда, сколько мне лет и на сколько я их старше. Старше, младше! Херня все это. Главное – человек живой или мертвый. Вот это – главное.
А потом пришел Гришка. А потом появился Паук. А потом, однажды ночью, с улицы принесли Белого. Всего избитого. А потом появился Кузя, в черном костюме, с тросточкой, как Черчилль какой-то. Хромал. Ножка забинтована. Вывихнул, в гипсе была. Как ножка поправилась – вместо костюма – в камуфляже пришел. Я гляжу: ну ничего бицепсы у парня, если надо, хорошо задвинет. А так – ну просто маменькин сынок, английский лорд.
Что они делали все вместе, мои пацаны?
А ничего. Жили. Дружили. Курили. Пили.