– Плохо им тут, – вздохнула Мара.
И голос резко вспыхнул за их плечами:
– Русские?.. Из Москвы? Разрешите познакомиться!
Все тут же обступили человека, судя по всему, француза русскоговорящего.
– Вы кто? – грубовато и напористо спросила Алла Филипповна, и ее короткие ручки сделали в воздухе круглое, самоварное движенье.
– Я? Пьер Хаффнер, – сказал человек, делая энергичное ударение на последнем слоге фамилии.
– Илья, – сказал Илья. Он ближе всех стоял к Пьеру.
– Мара, – прошелестела Мара.
– Алла Филипповна! – зверски, но не противно кокетничая, кинула навстречу сдобную лапку Алла.
– Константин… Персидский, – меланхолично сказал Персидский.
– Анатолий, – Толя Рыбкин для чего-то пригладил длинные путаные, пеньковые пряди.
– Хомейко! – истерично выкрикнул Хомейко. – А вы француз?!
– Как видите. – Пьер полез в карман за сигаретой. Вынул; закурил. У него был спокойный голос. И дорогая зажигалка Zippo. С настоящими алмазами и из настоящего золота.
– У вас что, предки русские были? – очень осторожно, деликатно спросила Мара.
И Пьер посмотрел на нее.
Он смотрел вроде бы на всех, вроде всех обнимал веселым взглядом, но получалось, что смотрел он только на нее, а это было как-то нехорошо, неприлично, и Мара не хотела покраснеть, но покраснела, и смущенно, одним плечом, спряталась за широкую, булыжную спину Ильи.
– Нет, – Пьер продолжал смотреть на нее, только на нее, и старался заглянуть ей в глаза, а это уже было совсем из рук вон. – Я чистокровный француз. Но я так люблю Россию, что выучил ваш язык. А если точнее… если правда…
Он затянулся, и Мара старалась глядеть не ему в глаза, а на дым его сигареты.
– У меня в России бизнес. Я бизнесмен. Я хочу говорить с моими партнерами так, чтобы они меня понимали.
– А какой у вас бизнес, месье Пьер? – встряла Алла Филипповна, любопытная сорока.
– Колбасный, – улыбнулся Пьер.
– По вас не скажешь! Вы такой… ну… как артист! Мы думали, что вы артист!
«Кто это «мы», – растерянно думала Мара.
Илья крепко, очень сильно сжал ее руку, и она испуганно посмотрела вдаль, поверх аккуратно стриженой головы Пьера Хаффнера, на золотые надкрылья куполов русского храма, на пряничные, изъеденные смогом стены.
– А вы давно в Париже? – Сигарета чуть, едва видно, дрожала.
– Третий день! – Алла поправила пружинную прическу. – Мотаемся вот! Сами! Мы вообще-то художники! Из разных городов. Толя вот из Питера… я – из Красноярска! А Хомейко вообще из Дивногорска, это тоже в Сибири! У нас тут группа! У нас, ну, творческая поездка! Мы по вызову от фирмы «Сирел», они буду делать нам выставку знаете где?.. в самом Гран-Пале, вот где!.. Это вообще сказка!.. А мы вот тут… мотаемся! Кое-где уже побывали, в хороших местах! Сразу, между прочим, в Лувр пошли! И… и… заблудились…