– Мне выпала большая честь выступить по столь радостному поводу. Воспользуюсь случаем прилюдно похвалить новоиспеченную миссис Торн, – начала мисс Бёрч своим хорошо поставленным голосом и сразу же сорвала волну аплодисментов. – Стелла была гордостью Вудхиллской школы. Когда преподобному Торну понадобилась экономка, я, ни минуты не колеблясь, предложила кандидатуру Стеллы Холланд. Разумеется, я и не подозревала, что устраиваю не только быт нашего викария, но и его личное счастье. Поистине я на время стала Купидоном. – Суровые черты мисс Бёрч смягчила игривая улыбка. – Шли месяцы. Приходской дом сделался уютнее и теплее, а заодно оттаяло и сердце преподобного Торна!
Все взоры обратились на Стеллу, из многих ртов вырвалось «ах!», словно при очередной вспышке фейерверка, и разнеслось эхом под церковными сводами. Стелла густо покраснела.
– Качества, за которые Стеллу так любили в Вудхиллской школе – а именно доброта, расторопность, оптимизм, искренность и терпение, – без сомнения, помогут ей стать превосходной женой викария, – продолжала мисс Бёрч.
Стелле хотелось спрятаться за кружевной вуалью, которую она сняла после венчания. Или за плечом Чарлза. Увы, Чарлз в компании Питера Андервуда стоял поодаль от молодой жены. Случайно Стелла взглянула на Нэнси. Та закатывала глаза и гримасничала, и Стелле стало чуточку легче.
– Желаю преподобному и миссис Торн наслаждаться каждой минутой совместной жизни. Да не омрачится их счастье проклятой войной, да благословит их Господь сыновьями и дочерьми! – заключила мисс Бёрч тем же торжественным тоном, каким в школе призывала исполнить очередной псалом. – Давайте поднимем бокалы за счастливую чету! За здоровье новобрачных!
Поскольку добытое Роджером Торном шампанское оставалось под столом, за здоровье молодых пили пиво и лимонад, или же, в случае с родителями жениха и доктором Уолшем, вообще ничего не пили.
Чарлз поднялся на подиум, занял место, которое освободила мисс Бёрч.
Стелла обожала слушать Чарлза. Уже будучи с ним помолвлена, она по воскресеньям усаживалась в боковом ряду церкви Святого Криспина и обращалась в слух. Нечто в голосе, в интонациях жениха вызывало тайное, почти стыдное волнение. Церковь казалась таинственной и гулкой, как пещера, сам Чарлз – высшим, свободным от земной пошлости существом, рыцарем без страха и упрека, архангелом. Странно, что сейчас вдохновенное красноречие, с каким он читал воскресные проповеди, подвело Чарлза: он еле-еле выдавил слова благодарности мисс Бёрч. Далее голос его окреп – ответственность за женитьбу Чарлз все с большей уверенностью принялся перелагать с мисс Бёрч на Господа Бога.