И какой смысл?
Понемногу город начал меняться. Многоэтажные новостройки остались
позади, вдоль сузившейся дороги стали тесниться обветшалые доходные
дома и конторские здания с покатыми крышами. Между
ними — узенькие сырые переулочки. А паровик все катил
себе и катил.
Извозчики посматривали на набившихся в вагон пассажиров
с нескрываемым неодобрением, лошади чихали и трясли
головами, когда их накрывал шлейф стелившегося за вагоном
дыма. Несколько раз нас обгоняли открытые самоходные коляски
с шоферами в гогглах на пол-лица, кожаных тужурках
и крагах. Коляски сразу уносились вдаль, но по улице
еще долго разносилось громкое стрекотание пороховых
двигателей.
На проспекте Менделеева я выскочил из паровика
и свернул с тротуара в проход меж двух домов,
обшарпанных и неухоженных, с узенькими окошками
на уровне второго этажа. Немного поплутал по задворкам
и вскоре вышел на широкую улицу, ближайшее строение
которой щеголяло свежей табличкой: «Улица Михельсона».
Первые этажи солидных каменных особняков занимали магазины
и лавки, но все как одна витрины сейчас были закрыты
глухими ставнями, как если бы на дворе стояла ночь. Более
того — одна из самых оживленных торговых улиц иудейского
района словно вымерла. Прошел целый квартал, а на глаза
не попалось ни единой живой души!
Лишь на углу рядом с цирюльней неподвижно замерла длинная
фигура в черном долгополом сюртуке и такой же
шляпе.
Скользнув взглядом по бесстрастному лицу, обрамленному пейсами
и бородой, я поднялся на крыльцо стоящего наособицу
трехэтажного здания с солидной вывеской «Банкирский дом
Витштейна» и потянул на себя дверную ручку.
Та не поддалась. Толкнул — и так заперто.
Тогда я несколько раз стукнул молоточком по железной
пластине, выждал пару минут и вновь потянулся
за колотушкой, но вдруг замер, пораженный неожиданной
догадкой.
«Суббота! — хлопнул себя ладонью по лбу. — Сегодня
суббота!»
Шаббат!
В нашем просвещенном обществе косо смотрели на любые
проявления религиозных воззрений и без жалости искореняли весь
этот мистицизм, но ортодоксальные иудеи стойко сносили
беспрестанные нападки механистов. Впрочем, до претворения
угроз в жизнь дело обычно не доходило: финансовая
состоятельность общины позволяла своевременно смазывать нужные
колеса государственного аппарата, и разговоры о погромах
оставались всего лишь разговорами.