Теперь на месте сгоревшего свинарника – пепелище. Только сваи торчат из земли и одна стена.
Мы подходили к дому старика: кирпичный коттедж, два маленьких окна, похожие на подслеповатые, старческие глаза. Стекла в них грязные, мутные – словно подернутые подступающей глаукомой.
Рядом с домом – большая клетка, а в ней Фарадей, огромный пес, помесь кавказской овчарки, самоедской лайки (и, возможно, лернейской гидры). Огромный, седой. Шерсть в колтунах.
– Не бойся. Он взаперти. А лаять он не умеет, – сказал Грек.
Я это знал. О Фарадее у нас тоже слагали легенды. Пес то ли родился без голосовых связок, то ли потерял их после операции. Пацаны говорили, что сам Косарь вырезал псу «гавкалку» специально, чтобы превратить собаку в идеальное оружие. Фарадей нападал неожиданно и тихо. Говорят, он даже бегает беззвучно, мол, лапы его не касаются земли. Пес-ниндзя.
Мы поднялись на крыльцо, и Грек постучал в дверь. Я озирался на клетку с Фарадеем. Пес спокойно лежал в тени, положив свою огромную голову на скрещенные лапы.
Дверь долго не открывали. Из дома раздавались голоса.
– У него гости?
– Нет. Это радио. Он всегда его слушает.
Я заметил, как на одном из окон дернулась шторка. Он наблюдал за нами откуда-то из темноты.
– Улыбнись, – шепнул Грек. – Он смотрит, а ты выглядишь так, как будто тебя на эшафот ведут.
Я попытался изобразить на лице подобие улыбки (и мысленно отметил слово «эшафот», чтобы сегодня вечером, перед сном посмотреть его значение в энциклопедии).
Грек постучал еще раз – громко и настойчиво.
И снова тишина.
– Похоже, он не хочет открывать, – сказал я.
– Возьмем измором.
– Что?
Он демонстративно закатал рукава и начал стучать ладонями по двери, как африканский барабанщик – отстукивал какую-то мелодию. Старая рассохшаяся дверь задребезжала, ржавые петли дрожали. Грохот был столь оглушителен, что даже пес, Фарадей, вскочил на все четыре лапы и стал беспокойно бродить вдоль прутьев клетки, не сводя с нас взгляда.
Сердце мое бешено билось в груди, я уже был готов бросить этот дурацкий вафельный торт и бежать – черт с ним, с Третьим озером, я хочу жить!
И вдруг – дверь распахнулась. Так резко, что Грек еще пару раз по инерции ударил по воздуху.
– Ой, – сказал он, глядя на старика снизу вверх. Руки его зависли в воздухе. – Здрасте.
– Хочешь сломать мою дверь? – спросил старик.