Лилия знала одно место, которое работало допоздна, и повела туда Ларри. Всю дорогу он выглядел немного растерянным. Лилия решила, что он наконец вспомнил про ихордон, ломки, стоматологические клиники, где врачи спиливали вампирам клыки, и кружки́ групповой терапии, где проходившие курс реабилитации вампиры рассказывали о своих родителях.
– Не волнуйся, клиентов мы найдем, – сказала Лилия.
На шее Ларри проступили капли крови. Заметив это, он промокнул их салфеткой из «Дома Мирны». А когда Лилия назвала сумму, нужную, чтобы возродить «Сокровищницу», лишь кивнул.
Лилия была уверена, что вампиризм не затянет ее вновь. А вот Ларри наверняка потонет с головой. Она вспомнила его маленькую приемную дочь и задумалась.
Но она вспомнила и другое – как тридцать лет назад на блошином рынке пыталась защитить Ларри от созданий ночи, а он без сожалений сдал ее им.
Поэтому мысли Лилии перекочевали от крошки Ай Лин к Бойду. Да, он, вероятно, бросит Ларри, но о дочери того наверняка позаботится. Взяв Ларри под руку, Лилия повела его туда, где можно было спокойно поговорить о деньгах.
История, рассказанная Шляпой, происходит далеко от Нью-Йорка, однако его самого вы можете встретить только в Нью-Йорке.
Питер Страуб
Шляпа-поркпай[19]
1
Если вы разбираетесь в джазе, то наверняка слышали об этом человеке и должны узнать его по названию моего рассказа. Если музыка вас не интересует, то его имя не имеет значения. Назовем его Шляпа. Имя не важно – важно, чего он стоил. Нет, не для слушателей, тронутых его игрой на дудке («дудкой» в случае Шляпы был старенький тенор-саксофон «Сельмер», с которого слезла почти вся позолота). Я говорю обо всем его жизненном пути, и о том, как продолжительное скольжение от приносящего радость мастерства к тотальному истощению на поверку может оказаться чем-то совершенно иным.
Нет, Шляпа действительно страдал от алкоголизма и депрессии. Последние десять лет жизни он, по сути, морил себя голодом и к моменту смерти в номере отеля, где мы с ним познакомились, стал едва ли не прозрачным. Но играл он почти до самого конца. В дни, когда он работал, он поднимался около семи вечера, слушал пластинки Фрэнка Синатры или Билли Холидей, одевался, приезжал в клуб к девяти, играл три сета, возвращался домой в четвертом часу утра, выпивал и снова слушал пластинки (в записи большинства из которых сам принимал участие). А потом укладывался спать – в то время, когда нормальные люди обычно готовятся обедать. Когда он не работал, то ложился на часик пораньше, просыпался в пять или шесть вечера, слушал пластинки и пил весь свой перевернутый день напролет.