Приложив иглу к коже, он поворачивался к зеркалу и начинал вгонять иглу в руку. Боль была привычной и не такой сильной, как тогда, весной, когда он попытался проколоть руку насквозь, но не смог даже в зеркало посмотреть, в глазах побелело. Теперь он действовал осторожнее, прокалывал кожу, игла медленно шла дальше. Лицо делалось напряженным, но губы уже не дрожали, и моргать не хотелось совсем. Когда игла упиралась в кость и боль становилась сильнее, он наклонял ее, не вынимая из раны, и мышца над губой предательски вздрагивала. Раз за разом. Он опять не выдержал. Вытащив иглу, он стирал выступившую капельку крови люголевой ваткой и принимался рассматривать свое лицо. Находил на поверхности зеркала выпуклость и приближался, шевелил головой из стороны в сторону – лицо искажалось и уродовалось. Нужно было тренироваться еще. Нужно было сделать так, чтобы ничего не шевелилось, ни один мускул. И слезы не текли, когда они снова станут издеваться над ним, обзывать ссыклом, толкать или кидать в него бумажки.
Вадим вспомнил это чувство и снова потянулся к пузырьку. Глаза будто застилало густой мутью, и за ушами прокатывалась леденящая волна. Казалось, будто от этой волны шевелятся волосы, как змеи на голове у Медузы горгоны, и все сейчас увидят, поймут, что ему обидно, и будут смеяться, показывать пальцем, и останется только одно – убежать, спрятаться, забиться куда-нибудь в темный угол и сидеть там, боясь выйти. Просто переждать. Пересидеть. В глубине души надеясь, что они забыли, перестали, что у них там что-то случилось и теперь они заняты этим другим. Но так не получалось, сколько ни сиди, все равно потом начиналось снова. Кто-нибудь да вспоминал и, хитро, с особенным веселым предвкушением глядя прямо в глаза, вспоминал унизительное. И самым отвратительным было не то, что наступит после, а этот вот взгляд, полный веселья, – будто все твои страдания для них игра, очередной повод посмеяться и чем-то себя занять. И тот, кто сейчас обзовет его, упивается своей властью, тем, что именно он вспомнил, и ты со всей своей болью – всего лишь вещь в его руках, игрушка, а не человек. Он видит, что ты боишься, и ему это приятно.
Интересно, она там боится? Наверное, давно проснулась. Но нет, нельзя смотреть, нужно дать ей время привыкнуть, прийти в себя, смириться. Вадим не станет нарушать план и подглядывать. Все и так прошло как нельзя лучше. Его никто не заметил, он готовился почти полгода и хорошо потренировался.