Нас провели в самый центр деревни, где обнаружилась небольшая
площадь, а в центре этой площади нечто вроде маленькой крепости. Не
слишком высокая каменная стена огораживала большой двухэтажный
каменный дом, вокруг которого располагалось несколько построек, и
даже присутствовала площадка, на которой я заметил почти привычные
снаряды для упражнений. В общем, здесь не забывали о безопасности,
хотя серьезных неприятностей не ждали.
Нас провели по территории донжона и оставили в одной из
построек, вызвавшей у меня очередной приступ ностальгии, – это
была самая настоящая казарма на пять человек. Сейчас она пустовала,
так что домик оказался в нашем распоряжении. Наши вещи остались с
нами – за исключением оружия, но выходить из здания запретили.
Когда состоятся переговоры, которые позволят определиться с нашей
дальнейшей судьбой, тоже не сказали. Мы оказались предоставлены
сами себе, и я немного растерялся. Как-то непривычно уже – не нужно
никуда идти, бежать, что-то делать… Чтобы не сидеть без дела, мы с
Иштрилл принялись осматривать наше временное пристанище. Оно
состояло из большой комнаты, в которой достаточно свободно
разместилось пять кроватей. Возле каждой из них было по одному
сундуку – для личных вещей постояльцев, сейчас они были пусты.
Деревянный пол не был ничем покрыт, однако был чист, доски были
гладко выскоблены. Посреди комнаты стоял массивный стол с двумя
лавками. Также было три маленьких окошка, больше похожих на
бойницы, в трех стенах, и лестница наверх. На чердаке оказалось
пусто – только четыре бойницы под самой крышей, в каждой из четырех
стен. Из комнаты можно было пройти в соседнее помещение,
оборудованное большой печью – я с удивлением узнал баню. Не совсем
настоящую, конечно, но достаточно удобную – большая бочка рядом с
печью, была наполнена водой, да и запас дров присутствовал. Я
немедленно забыл обо всех проблемах и занялся растопкой. Плевать,
что у нас вроде бы намечается нелегкая беседа с главным орком – на
важные переговоры лучше приходить чистым. Заодно и дом согреется –
одной стороной печь выходила в комнату. Оли Лэтеар сначала смотрела
на меня с непониманием – разве можно заниматься всякими глупостями,
когда наша участь до сих пор остается неизвестной. Ее не убедили
даже мои слова о том, что умирать лучше чистым. Правда, сомнения в
моей адекватности не помешали ей воспользоваться плодами моих
трудов, – когда она вышла из бани чистая, раскрасневшаяся, с
мокрыми волосами, во влажной но чистой одежде, вид у нее был
донельзя блаженный.