И ведь всегда остаётся вариант, что
аллергия проявилась на что-то ещё, мало ли магии в Министерстве по
делам сверхъестественного. Есть и артефакты, и зелья, и…
Я.
Но если б я использовала магию, я бы
об этом знала, правда?
Кошусь на дремлющего дракона. Тот,
чуя внимание, поднимает морду и приоткрывает один глаз, потом
зевает, облизывается и сворачивается поудобнее. И реагировал он в
тот момент всё-таки на кофе, а не на меня… С другой стороны, должен
ли вообще дракон-фамилиар реагировать на хозяина?
С ума сойти можно.
Чтоб поберечь этот самый ум, вырубаю
рабочие телефоны и звук на мобильном, запираю дверь изнутри и
маниакально вгрызаюсь в работу. Время от времени внутри что-то
вздрагивает и болезненно замирает, и хочется не то разреветься, не
то срочно набрать номер Сашкиного брата, вдруг что-то изменилось.
Он, конечно, и сам пообещал позвонить, если будут новости, но мало
ли…
Пару раз за дверью кто-то скребётся,
в смысле, стучится, но шеф у себя, а больше мы никого не ждём. О
том, что Сашку увезли на скорой, наверняка уже знают все, но у меня
нет никакого желания обсуждать этот факт и вообще с кем-то
разговаривать. Сорвусь, психану, наору на кого-нибудь – носи им
потом цветы на могилку.
Вот-вот, уже психую.
С большой кружкой успокоительного
чая просиживаю до семи часов. Шеф перед уходом делает безуспешную
попытку выгнать меня домой и даже обещает подвезти, хотя ему совсем
в другую сторону, но в конце концов покидает кабинет, ворча что-то
про бестолковую молодёжь. Для верности выжидаю ещё полчасика,
слышу, как по коридору проходит охранник, выключающий на этаже
свет. Ещё пять минут подожду, нет, лучше десять, а может даже…
Не помогает этот чай, ну вот ни
капельки!
Стоит мне высунуть нос из кабинета,
как над кофейным автоматом разливается знакомое свечение.
– Это не я! – быстро тараторит
Настасья, не дожидаясь вопросов. – Не я, честное слово! Нет, ну я
же знаю, что ему ничего такого нельзя, я же всё понимаю, и как ты
вообще могла подумать, мы же подруги, вот не ожидала такого…
– А ну, тихо! – рявкаю шёпотом и
оглядываюсь. Конечно, если Настасья выбралась наружу, значит, на
этаже никого больше не осталось, и всё-таки.
Она умолкает, обиженно надувает
губки и складывает руки на груди, пока я лихорадочно пытаюсь
сформулировать вопрос – причём так, чтоб мне на него ответили, а не
облили кипятком, барышня-то у нас горячая. Вздыхаю, усаживаюсь на
подоконник. Некоторое время смотрю перед собой.