И сейчас она не заставила себя ждать. Проклятая агония. Вырвалась наружу, пожирая, изматывая. Я позволила. Давай, терзай меня, сегодня я беззащитна. Сегодня можно. Я налила себе в бокал мартини и посмотрела в окно. Ведь та Дарина умерла. Сегодня я похоронила все, что от нее оставалось...у меня траур. Тронула щеку и отняла руку...слезы. Все же я плачу.
Этой ночью я позволю той Марине снова метаться в агонии, выть от боли, ломать ногти, кусать губы до крови. В последний раз. А утром... утром я буду смотреть, как мои дети осматривают новый дом, как в него завозят наши вещи, буду улыбаться им и махать рукой из окна. Возможно, еще будут такие моменты, когда я снова стану прежней Дашей, только теперь ее больше никто не увидит. Никто не узнает, что она все еще жива, еще плачет о нем... нет, не вслух, плачет в душе, когда на лице надменная улыбка, а в глазах триумфальный блеск воаделицы огромного бизнеса, перед которой трепещут, целуют руки, боятся сказать лишнее слово. Я сыграла по ней реквием, и каждый день слышу его последние аккорды.
Больше нет малыша, нет Даши – она умерла. Есть Дарина Воронова, и она поставила перед собой цель, ради которой пойдет по трупам и по головам.
***
Я помню тот день, когда все изменилось. Правда, тогда я еще не поняла, насколько. Вошла в кабинет Максима и увидела Стафана. Он аккуратно складывал документы в папки. Поднял голову, посмотрел на меня, поздоровался и невозмутимо продолжил складывать дальше. Я прошла вглубь кабинета и раздвинула шторы на окнах.
– Я могу не спрашивать куда он уехал, верно?
Не повернулась к нему, а просто рассматривала, как по стеклу стекают растаявшие снежинки. Ответ я не услышала, впрочем, вопрос был мыслями вслух.
– Ты тоже уезжаешь?
– Если меня уволили, то – да.
Я резко обернулась, посмотрела на Радича. Все эти годы у нас был взаимный холод в общении. Я уверена, что он при первой же возможности уйдет. Потому что с этой должностью его связывала лишь фанатичная преданность моему мужу и уж точно не мне. Я, скорее, любимая игрушка хозяина, которую нужно беречь, пока хозяин хочет в нее играться и спустит три шкуры за ее целостность. Сейчас подобная необходимость отпала. Тогда почему он медлит?
– Нет, я не увольняю тебя. Если хочешь продолжить службу – можешь остаться. Если готов быть предан мне и моим детям так же, как был предан моему мужу… бывшему мужу.