– Они ничего не понимают! Только про видики рассказывают. А я начну то же самое из книжки – «ха – ха», да обзываются.
Иногда приходил с синяками.
– Ты хоть сдачи даёшь? – спрашивала Ольга.
– Это же больно! Я не могу ударить: это больно! – в слезах кричал сын.
И Ольга обречённо всплёскивала руками:
– А тебе? Тебе ведь тоже больно.
– Но они не чувствуют этого. Они же – другие…
* * *
Другие… Не помнит она, когда разделила эти два мира: свой и тот, в котором приходилось жить, в котором жили все остальные люди. Подозревала, что такие, как она, тоже есть. Но не встречала. И виделись ей эти люди звёздами в ночном хмуром небе. Чернота и тучи – весь мир. А звёзд, вроде и много, но как же они далеки друг от друга! Светятся, каждая сама по себе. А тучи скроют – не пробьётся их свет, никого не озарит: звёзды – яркие солнца лишь в своём мире. Чтобы звёзды соединились, им нужно взорваться, сгореть, исчезнуть…
Себя ощущала такой вот звёздочкой: слабой и одинокой, закрытой сплошной пеленой грозовых облаков.
Когда это началось? Может, ещё в детстве, когда от подружек, от шумной компании, убегала в степь глядеть на травы и небо, в посадки – разговаривать с деревьями?
Может, с того странного сна, что так часто потом повторялся, привнося в душу смятение и возвышенное успокоение?
Или просто постепенно, в течение всей жизни, накопилось это понимание обособленности…
А скорей всего, с того давнего разговора с мужем.
* * *
– Коля-колокольчик! Что ты загрустил?
Ольга ласково отвела со лба Николая мягкую светлую прядь. Тот, покусывая травинку, задумчиво следил за скользящей в синем воздухе паутинкой. Ольга, проследив его взгляд, вскочила со скамьи в сквере, где они сидели, догнала паутинку, унизанную, как бисером, мельчайшими капельками росы. Капельки в солнечных лучах искрились, играли всеми цветами радуги. Смеясь, Ольга подхватила паутинку – ожерелье за края и торжественно понесла к любимому:
– Не печалься, родной, что лето тёплое минуло! Я тебе эту драгоценность дарю навсегда! – и диадемой надела на волосы Николая невесомую нить.
Он смотрел на неё как-то странно. Изумление и одновременно досада сквозили в его светлых глазах.
– Что, Коля?! – уловила Ольга его состояние. – Я что-то не так делаю?
– Не знаю – пожал тот плечами. – Может и так. Может сейчас это – нормально… Но ты всегда такая… Всегда! А семья, а быт?! Об этом же тоже нужно помнить. Почему я, работая, умею не видеть, не отвлекаться на всё это… – он широким взмахом руки указал на печальную красоту осеннего сквера.