Глава 3. Анна Никитина. Отступление №1
То, что произошло в моей жизни за последние десять месяцев – заслуживает отдельного описания. Их я прожила почти как героиня романа – и радости, и несчастья – всё полной чашей. Но лучше я начну с самого начала.
Мои родители познакомились на заводском вечере по поводу годовщины революции. Отец увидел маму на сцене, и впечатлился, как она звонко читала стихи Маяковского. Подошёл к ней, когда начались танцы. В этот же день и проводил до дома. Начали встречаться. Тогда это так называлось. Ходили вместе в кино, на танцы, даже ездили за город с заводским экскурсионным автобусом. Начальство тогда заботилось о повышении культурного уровня рабочего класса. Отец работал на токарном станке, а мама – контролёршей готовой продукции. На заводе они почти не виделись, смены часто не совпадали. В результате – не прошло и года – поженились, толком не успев узнать друг друга. Молодым сразу предоставили семейное общежитие. Так везло не всем. Но родители оба имели уже стаж работы, и, главное, были на хорошем счету. Итак, приглашённое на комсомольскую свадьбу начальство вручило им ключ от комнаты. Зарабатывали оба неплохо. Отдельное помещение. Казалось бы, живи и радуйся!
Через год родилась я. В общёжитии мы прожили недолго. Передовым рабочим, стоящим в очереди на получение жилплощади, предоставили двухкомнатную квартиру. По тем временам – везение дикое и счастье невозможное.
Тем не менее, развелись они в первый раз, когда я закончила второй класс. Кто был инициатором? Как мне казалось, мать. Хотя потом, уже во взрослом состоянии я считаю, что оба хороши. Каждый очень хотел использовать по максимуму партнёра, но не хотел, чтобы использовали его. Они сходились снова, и опять мать через некоторое время подавала на развод. Эти разборки длились всё моё школьное детство. Капитально надоели их ссоры, да и фальшивые насквозь примирения. Уже не верила я в благополучный исход! Мать непрерывно пилила отца за запах спиртного, за то, что приносит мало денег, за недостаточную, по её мнению, чистоплотность.
Он долго мог молчать – не связываться, как он говорил. Зато потом, разозлённый до белого каления, начинал орать ей всякие обидные слова и уходил, громко хлопнув дверью.
Про меня вспоминали, когда нечем было крыть кроме «постыдись хоть ребёнка». Самое плохое это то, что у меня не было не то что своей комнаты, но даже своего личного угла в нашей не такой уж маленькой квартире. Мать хотела, чтобы «было всё как у людей» – зал и спальня. Так что спала я в зале на раскладном диване, а уроки делала обычно на кухне, потому что в зале или ссорились родители, или сидела и часами разговаривала с матерью её сестра тётя Лида.