ухожу, не вернёшь ведь.
ни вперёд, ни обратно,
ни сегодня, ни завтра,
ни мгновенье, ни сутки.
я не вечность, не часть.
Сколько вы убили детей,
маленьких мальчиков,
крохотных девочек?
Сколько в ваших умах затей
человеческую жизнь считать мелочью?
Пулю в их головы,
чтобы народ
остался без будущего,
вымер под корень.
Всё решает смерть,
никаких хлопот.
Немного поплачут,
подумаешь, горе.
Да, мне плевать,
во что вы верите.
К чему ваши помыслы,
севшие на мель?
Мне всё равно,
кому дорожку гладко стелете
и чье пришествие —
ваша святая цель.
Кому нужна эта мера,
подпитанная кровью детей
на ваших алтарях?
Кому нужны ваша вера,
ваша гордость,
честь
и святость царя?
Не искупить.
Ни мольбой,
ни адом,
ни раем
эти грехи.
…Да и мы…
сидим,
мечтаем,
с судьбой играем.
…
Пишем стихи.
Черным ангелом среди белых,
да еще с разбитым крылом.
Перезрелым средь яблок спелых,
среди золота – ржавый лом.
Как голодному снится обилие,
так и страннику – дальний свет.
Если уж на себя-то забили мы,
так хотя бы другим респект.
А какая уж, к богу, разница,
всё, наверно, своим чередом.
Кто-то может, а кто-то дразнится,
кто на хлев променял свой дом.
Разве в чувствах рвать себе глотку?
Чувства хрупки, сплошная блажь.
А налей-ка, дружище, водки,
и до самых краев, уважь.
Никто не узнает того,
что, наверное, знаешь и ты:
прокуренных комнат,
распитых бутылок,
окурков в стакане;
и лиц, проступающих бурыми пятнами
из темноты,
и небо, с которого падают камни,
тяжелые камни.
Закат.
Тишина.
И, наверное, вечность – беззвучная ночь,
и звездная пустошь,
манящая зовом к далёким планетам,
и сон,
улетающий птицей-малюткою
в темень и прочь,
и песня, которой
душевней и слаще для разума нету.
Никто не узнает того,
что, наверное, знаешь и ты:
фальшивые звёзды,
придуманный светоч
и мнимые песни.
Кто верит в легенды?
Кто падает камнем с глухой высоты?
Кто праведен нынче?
Кто светел и честен?
Тянется дым сигаретный к потолку,
пальцы держат сигарету изнеженно.
Мне кажется, что я уже не смогу
представить себе другую женщину.
Тонкие подведенные ресницы,
капли блёстки под глазами, словно роса.
И я не могу уйти, с ней проститься —
пугают обманутые сто раз глаза.
Она молчит и смотрит мимо меня,
лишь изредка выдохнет: «Собачья жизнь!»
Я открываю окно, и с лаской дня
врывается в комнату небесная синь.
Она смотрит устало, курит молча,