15. Сергунька и Никола Знаменский, несмотря на кажущуюся близость, по-разному изображаются в рассказе. В отношении Сергуньки важно «правдоподобие казания», тогда как в отношении Николы – «истинность бытия». Мера объектности изображения героя в данном случае служит и мерой его значимости. Чем более важен герой, тем в большей степени он «сделан», показан.
Шестая главка посвящена чудесам, творимым Николой. В литературных житиях чудо является атрибутом жанра: через чудо должно быть явлено небесное свидетельство святости усопшего. Никола творит чудеса при жизни, причем чудеса его явно профанного характера. Читатель поставлен в положение зрителя, видящего как действия «чудотворцев», так и реакцию свидетеля чуда. Диегетический повествователь на время мимикрирует под экзегетического, ограничивая свою функцию лишь необходимыми безоценочными ремарками по ходу происходящего действа. Таким образом, разоблачить «чудо» должен сам читатель, которому представлена своеобразная сценка с язычником-черемисом. Никола с Сергунькой разыгрывают наивного мужика, грозя ему гибелью, если тот не уничтожит своих языческих божков. Делают они это с помощью «говорящей иконы». Приноравливаясь к черемису, они используют модель языческих представлений, согласно которым боги могут разговаривать с человеком. Естественно, что когда сам черемис пытается заговорить с иконой, у него ничего не получается. «После этого чуда бедный черемис долго глядел на икону, осмотрел ее со всех сторон, лепетал что-то по-своему и повесил опять на стенку; потом он стал молиться и спрашивать икону, даже кричал, да икона не давала ответа. Пошел черемис с жалобой к отцу, что образ говорить не хочет; отец взял с собой дьячка, и образ опять заговорил» (1, 113). Результат таких «фокусов» оказывается благим – несколько язычников обращаются в христианскую веру: «После этого черемис не снимал образа и даже стал ходить в церковь, думая, что поп Микола с образами разговаривает; его примеру последовало несколько черемисов» (1, 113).
Седьмой эпизод рассказа посвящен отношениям Николы с русскими мужиками-христианами. Рассказчик отмечает, что мужики видят в священнике не столько духовного пастыря, сколько помощника в делах мирских, материальных: «Больше всего крестьяне любили отца за то, что он выручал их тогда, когда с них требовали подати» (1, 113). Никола предстает как народный заступник, в духе героев Некрасова, только «бессознательный». В какой-то мере эту же социальную роль играет и его сын, ставший доктором.