Катарина и Жан шли одни, рядом друг с другом. Их мать была крестьянкой и работала на ферме. У них не было никого, кто бы мог их сопровождать, да они в этом и не нуждались. Они знали дорогу, им были знакомы леса, поля и холмы. Катарина умела определять время, посмотрев на солнце, и она догадывалась обо всех прекрасных секретах природы, о которых не подозревают городские дети. Маленький Жан и сам разбирался во множестве лесных вещей, в тайнах прудов и гор, так как его маленькая детская душа была душой деревенской.
Катарина и Жан вышли на цветущие луга. По пути девочка сделала букет.
Катарина собирала чернику, маки, пшеничные колосья и лютики, которые также называют лягушками. Она собирала и маленькие фиалки, которые обычно растут по краям пшеницы; их называют «зеркала Венеры», или анютины глазки. Она собирала и темные ушки травы молочай, герань и лилии долин, чьи не очень пышные белые колокольчики под действием порыва ветра распространяли утонченный запах. Катарина любила цветы, потому что цветы были прекрасны; она любила их еще и потому, что цветы становились ее ожерельями. Она была простой маленькой девочкой, чьи прекрасные волосы скрывались под коричневой шапочкой. Ее фартучек из хлопка целиком закрывал однотонное платьице; на ногах были деревянные башмаки. Она не видела нарядных одеяний святой Марии и святой Катарины в приходской церкви. Но есть вещи, которые маленькие девочки знают от рождения. Катарина знала, что цветы – ее собственные ювелирные украшения и что прекрасные дамы, которые делают букетики для своего корсажа на платье, кажутся более красивыми. Наверное, в этот момент она была очень сильной, потому что собрала букет гораздо больше, чем ее голова. Мысли девочки сверкали и пахли, как ее цветы, это были мысли, которые нельзя выразить словами: слово для этого недостаточно прекрасно, нужно дыхание песен, дыхание самое живое и самое нежное, для самых милых песен. Поэтому Катарина запела, собирая свой букет: «Я одна пойду по лесу…» и «Мое сердце я ему отдам, мое сердце я ему отдам».
Маленький Жан по характеру был другим, он шагал с другими мыслями. Настоящий парень: он еще не носил длинных штанишек, но его ум опередил его возраст; и не было ума более бравого, чем у него. Пока что он, боясь упасть, цеплялся рукой за передник своей сестры; другой рукой он взмахивал кнутом с силой здоровенного молодца. Вряд ли первый слуга его отца хлопал лучше, чем Жан, ведя лошадь к берегу реки, встречая свою невесту.