Потом наступила пора этюдов на Яузской набережной.
Девиз – в любую погоду. Дождь ли, снег – неважно.
Серебрянический переулок рядом с Яузой
Вологодская деревня
А по весне Юра звал на «гору», в старую избу.
Как ожидал я этих поездок под Вологду в деревню Оденьево, что в пяти верстах от села Ферапонтово, где Рождественский собор, расписанный Дионисием.
И мы не только щук-окуней ловили да палили по вальдшнепам, но бывало и писали – пейзажи, рассказы. Так или иначе, а всегда с уловом…
Честно сказать, родился я в Китае времен династии Хань, то есть примерно в третьем веке до Рождества Христова.
К сожалению, родителей никак не припомню. Да и трудно сказать определенно, чем тогда занимался. Кажется, немного колдовал и знался с лисами. Кое-какие сведения об этом можно почерпнуть из рассказов Ляо Чжая о чудесах.
Скудость фактов вполне объяснима – все же двадцать три века миновало. Сейчас и представить себя не могу древним китайцем.
Совсем другое дело – сербом.
Тут и год рождения почти точен – между 1567-ым и 71-ым.
И всю жизнь лазил по лесам. Не по хвойным, не по лиственным, а по тем, что ставили в храмах для живописных работ – фрески писал. Ангелов, апостолов, святых и великомучеников. Особенно хорошо помню Тайную вечерю, да и архангел Гавриил из монастыря в Жиче – как живой перед глазами. Последняя была работа, поскольку, положив пробела на лик, оступился и рухнул с лесов-то. Об каменный, думаю, пол.
Не каждый богомаз так жизнь заканчивает. Очевидно, грешен был.
Поэтому вскоре и объявился в Москве в роддоме имени Клары – в четыре часа знойного дня начала августа. А вскоре был перевезен в дом на Большой Коммунистической.
Судя по всему это был старт на длинную дистанцию. В первые годы меня беспрестанно таскали по стране родители-геологи. Затем по инерции перемещался самостоятельно.
Побывал в Сербии, где что-то вроде бы мерещилось, как будто знакомое. А до Китая так покуда и не добрался, задержавшись в Монголии. Нередко подворачиваются ложные пути и как разобрать, который вообще-то истинный да праведный…
Александрова слобода
В середине семидесятых прошлого века проживал одно лето в надвратной церкви Успенского монастыря города Александрова.
Под окнами речка Серая – невзрачная до легкого испуга. Зато сам монастырь сверх меры исторический.
Обретаясь в нем, Иван Грозный учреждал опричнину. И первый русский «летун» смерд Никитка, прицепив от полной безысходности крылья, сиганул с шатровой монастырской колокольни. Не раз сиживал я именно на тех ступеньках, об которые в прах он расшибся.